Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

потому, что Ли не справилась со своей работой. Она не смогла разлучить их, отвлечь, чтобы они дозревали в отдельных клетках. Они разделили их целой страной, но эти дети сходятся снова и снова, будто бы назло своим создателям.

– Ту, которая присматривала за Миддлтоном, пришлось… убрать… из программы из-за неспособности удержать его внимание, – говорит Ли с удивительной для нее степенью деликатности. – Я думала, вы убедили девочку, что ее «брат» – просто плод воображения.

– Навязанные идеи никогда не выдерживают столкновения с реальностью. – Рид одним взмахом руки отбрасывает мысль о своей ответственности за случившееся. – А что с той, которая присматривает за Чезвич?

– Делает все возможное, но ее возможности не безграничны. Они по своей природе представляют хаос, а она управляет порядком. Когда они вместе, она не в состоянии справиться.

Рид хмурится.

– Как это произошло?

Ли качает головой.

– Они встретились случайно, но после того, как Миддлтон понял, что Чезвич в Беркли, он выследил ее. Судя по всему, он был твердо намерен заставить ее поговорить с ним.

– Они все еще способны общаться невербально?

– Не знаю. – Это признание явно далось ей нелегко. – После столь продолжительного времени порознь эта способность должна была атрофироваться, но мы не ожидали, что они сблизились настолько, что Чезвич сможет позвать на помощь даже после того, как вскроет свои проклятые вены.

Ли не пытается скрыть разочарование. По мнению Ли, кукушонок, пытавшийся покончить с собой, – слаб, и таким в программе не место. Если бы событиям было позволено развиваться естественным образом, Чезвич должна была истечь кровью, а Миддлтон – умереть от шока, и с этим поколением кукушат было бы покончено. Она могла бы закрыть книгу этого провального эксперимента, а не продолжать расходовать время и ресурсы на то, чтобы отслеживать их прогресс.

Для Ли нет ничего более ужасного, чем пустая трата времени. Время – самый ценный ресурс.

– Скажи оставшемуся смотрителю быть начеку. Нам нужна вся информация, какую только можно получить, о том, как они взаимодействуют… И скажи ей, чтобы не вмешивалась. – Рид убирает руки за спину, монета все еще танцует между костяшек. – Я хочу увидеть, как они будут развиваться без препятствий. Они уже должны быть достаточно взрослыми, чтобы иметь отчетливое собственное «я», которое не позволит им слиться друг с другом настолько, что они станут бесполезны.

– Сэр…

– Ли. – Он смотрит на нее, и на этот раз его взгляд безжалостен. – Разве я до сих пор не был прав? Разве я тебя не кормил? Не одевал, не содержал, не давал тебе материалы для твоих экспериментов, не скрывал следы твоих менее… приглядных интересов? Я мог просто выбросить тебя как неудавшуюся Еву, когда нашел в той лаборатории, но я принял тебя как свою и поручился за твою стабильность перед Конгрессом. Я взял за тебя ответственность и взамен попросил лишь одно – чтобы ты повиновалась мне без вопросов. Доверься мне. Верь в меня, и я приведу тебя к свету.

– Простите. – Она склоняет голову знакомым не совсем человеческим движением, прижимая подбородок к грудине и обнажая дополнительные позвонки на шее. – Я скажу своей девочке, чтобы наблюдала, но не вмешивалась.

– Хорошо. Очень хорошо. Как твое поколение?

Неожиданно Ли снова улыбается.

– Хорошо, – эхом отзывается она. – Очень хорошо. Двое из них отказались от идеи раздельных тел. Они считают себя единой мыслеформой с четырьмя руками и четырьмя ногами, которую иногда нужно кормить. Еще двое совершили ритуальную форму убийства-самоубийства, хотя мы их даже не просили. Все они развиваются прекрасно.

Рид не указывает ей на то, что она только что описала потерю двух подопытных как «развиваются прекрасно». Вместо этого он смотрит на нее и говорит:

– Я думал, у тебя три пары. В ритуалах важна кратность трем.

Роджер и Доджер начали как одна пара из трех и на много лет пережили своих собратьев. Из пар, что он создал после них, осталось две, и ни одна пока не показала ничего настолько же многообещающего, как Роджер и Доджер, но и не доставила таких же проблем.

– Жаль, что вы не захотели утвердить вариант с двенадцатью парами, – отвечает Ли, качая головой. – Третья пара хорошо помогает мне в лаборатории. Они безропотно выполняют все, что им поручают. В девочке воплотился язык, она переводит для меня мои старые рабочие журналы, но не ради удовольствия. Она должна работать. Она все делает добросовестно, не жалуясь, но и не находя в этом радости. Мальчик – воплощенная математика, и с ним все ровно так же, когда я поручаю ему что-то связанное с измерениями или вычислениями. Его работа всегда безупречна. Но в ней нет вдохновения. Я думаю, они недостаточно пропеклись.

– Если хочешь, можешь пустить их в переработку.

Это редкое удовольствие – разобрать на части что-то живое, не пытаясь найти оправдание. К его удивлению, Ли отвечает:

– Пока не хочу, если только это не приказ. Пока моя первая пара жива, вы не разрешите запустить новую партию, а последняя пара – интересная контрольная группа. Подопытные в первой паре переплелись настолько, что стали бесполезны для ритуалов, хотя и представляют собой увлекательную головоломку, а вторые практически не коснулись Доктрины. Я хочу понять почему. Я дам им еще полгода, и, если никто за это время не покажет полезных результатов, просто поставлю их друг против друга и посмотрю, кто выживет. Будет интересно узнать, что случится, если одного из пары убьют. У меня есть теория.

– У тебя всегда есть теория, – говорит Рид. – В паре Миддлтон – Чезвич мы ближе всего подобрались к управляемой воплощенной Доктрине. Даже попытки девочки навредить себе сработали в нашу пользу: он будет ее защищать, поэтому ее можно превратить в рычаг давления. Не спускай с них глаз. Если они проявят признаки следующей стадии сближения, возможно, нам придется вмешаться. А пока можем оставить их в покое. Посмотрим, что они станут делать, если дать им шанс существовать вместе без внешней угрозы.

Ли хмурится. Совсем чуть-чуть. Но больше, чем обычно позволяет себе в присутствии хозяина и работодателя. Как и все неудачные эксперименты, она слишком хорошо представляет, что значит навлечь на себя гнев своего надсмотрщика.

– Хорошо. – Ее ответ звучит не слишком любезно. Рид не станет наказывать ее за это; что-то человеческое просыпается в ней настолько редко, что он поощряет это при каждом удобном случае. Возможно, если бы человеческого в ней было немного больше, она была бы менее жестокой. Не менее одаренной, но менее… склонной к «несчастным случаям» в лаборатории. – Я позвоню Эрин и выдам ей новые инструкции.

– Очень хорошо, – говорит он.

Они идут бок о бок