Надежда. Адаптация - Алевтина Афанасьева

темноты вышел сухощавый мужчина за шестьдесят. В резиновых сапогах, вязаном свитере и поношенных брюках, он выглядел так, будто только вернулся с рыбалки. — Думал, разлучать вас плохо. Нужно двоих брать, да и собака у вас отменная, — он погладил Рэма по голове. Тот спокойно сел у ног мужчины, постукивая по земле хвостом. — Хороший пёс, податливый и не блохастый. Пригодится нам.

Надя замерла, пристально наблюдая за жителем подвала. Тот казался слишком расслабленным, не выглядел агрессивно, оружия при нём не было видно. Вместе с тем, то, что мужчина говорил, очень настораживало.

— Мне нужно забрать собаку, — с трудом выдавила Надя и сглотнула. Язык казался прилипшим к нёбу, немного одеревеневшим от волнения.

— Собаку захотела! Ха! С чего бы? Ты же боишься меня. Вижу, — «рыбак» погрозил пальцем, шагнул ближе и щербато улыбнулся. — Стоит кому-то прийти сюда, и всё, что я слышу: «Я хочу! Мне надо! Отдай»! Ты ко мне домой вломилась и ещё хочешь чего-то? Кто сказал, что я буду тебе помогать?

— Мне не нужно помогать, мне нужно забрать своё.

— Так ему здесь лучше. Он от вас ушёл, и видишь, как сидит? Смирно и покорно. Голодный был сильно. Вы его не балуете совсем, а он заслуживает. Давай-ка, мы с тобой поболтаем, прежде чем уйдёшь. Хочешь выпить со мной чаю? Может, тогда разрешу забрать его.

Наде показалось, что лицо мужчины выглядит как жутковатая маска из-за желтоватого света, разлитого в подвале. Его глаза нездорово поблескивали, но речь была складной и даже притягательно-приятной. Всё внутри девушки противилось тому, чтобы соглашаться с этим человеком и пить чай, но его внутренний посыл был настолько силён, что ей начинало казаться, будто в этом ничего плохого нет. Когда она последний раз пила нормальный чай? — Уже и вспомнить трудно, а здесь приглашали, звали к столу. Да и Рэма этот мужчина накормил, хотя не был обязан делать это и никто его не просил.

— Понимаешь, всё вокруг стали очень и очень молчаливыми. Кажется, это я сошёл с ума, а не мир. Но я не изменился, нет, сохранил всё, что имел. Раньше мне часто приходилось говорить с людьми и ездить по городам, ох, как много ездить! Вокруг всегда было движение, жизнь, новые лица. Это было прекрасно! Множество людей и историй! Что может быть лучше? Теперь я лишён этого. Все хотят только красть, убивать или жрать друг друга. Ты вот только пришла и уже ненавидишь меня. Хочешь сбежать. С ножом стоишь, не скрываешь… Всё это понятно, да. Скажешь тоже, что мир изменился… Всё это верно, — хищно кивнул мужчина, — только знаешь, девочка, бывают ситуации, из которых не так просто выбраться!

Он пристально смотрел на Надю, подходя ближе. Она стиснула рукоять ножа сильнее, но вдруг поняла, что не сможет убить безоружного. Да зачем вообще убивать этого человека? Его слова приятно проникали в голову, опутывая крепкой паутиной, в них была монотонность и тягучесть, и не ощущалось опасности.

Гул мотора, шипение пара из труб и голос мужчины обступали, не оставляя сознанию ни единого шанса вырваться. Будто он направлял, указывал, куда можно смотреть и о чём нужно думать. «А зачем нужно бежать?» — подумала Надя и опустила руку, глядя на своего нового знакомого.

— Одинокому человеку много ли нужно? Давай-ка, ты порадуешь меня. Тем более, должок за вами двумя, проказницы. Подарок приняли, а спасибо не сказали! Забыла про консервы? Знал, что девочка найдёт их. Добрый я, за то и страдаю всегда! Так что иди за мной, красавица моя.

Надя медленно повернулась на месте и пошла следом за шаркающим ногами стариком. Рядом крутился Рэм, всё так же дружелюбно повиливая хвостом.

— Садись, нож положи рядом. Не нужен он, — указал девушке место напротив себя за столом. Та послушно присела. Старик плеснул из термоса по стаканам. — Вот вы куда-то идёте, спешите, девочки. Куда только, никак не пойму? Вокруг зло, а здесь хорошо и спокойно. Мне вот частенько поговорить хочется, да не с кем. Приятели померли. Сначала, пока болели, говорить можно было, а потом тихими стали, только ходили, да и портиться начали. Ты вот не кажешься больной, значит, думать можешь, рассуждать. Это ценнее всего прочего. Пей чай, девочка моя, пей, ничего не бойся.

Надя сделала несколько глотков сладкого крепкого чая. Приятное тепло упало в живот. Сразу стало спокойно в этом тихом удалённом от опасностей мира месте. Приглушённый свет наполнял помещение уютом, всё казалось родным и знакомым. Хотелось сохранить это, не потерять, как вышло с прежним миром; переродиться обратно из убийцы в обычную девушку.

Прошлое отступило, но оказалось надёжно запечатано внутри прочных стен, без ключа и замка. Надя не могла разрушить их, чтобы окончательно вырвать болезненную занозу, перевернувшую жизнь. Ничего не выходило. Её новая сущность лишь сильнее укоренялась внутри день ото дня. Отчего-то так вышло, что именно в этом месте, в вязкой тишине подвала, мучительная боль неожиданно отступила. Странный человек имел магическую власть над людьми и подарил Наде спокойствие — это и было всё, о чём она только могла мечтать в последние месяцы.

— Тебе ли не знать, что свои не всегда поддержат и помогут. Ты для них делаешь и делаешь, вкладываешься, а как нужно что взамен — нос воротят. Вот и остаёшься потом один, ну, а как иначе? У них своя правда, а у тебя — своя. Тоже молчание между людьми сразу рождается. Чужими становятся, — вкрадчиво продолжал старик. — А всё почему? Одни говорят плохо и слушать не умеют, а другие — гордые и устают стучать в закрытые двери. Ты вот не такая, борешься ещё внутри, пытаешься, да только для кого? — Как понял, никого у тебя рядом совсем нет. Девочка эта чужая, не дочь она и не сестра тебе. Ошибся я немного. Так что ты останешься тут, со мной. Будем жить, привыкнешь. Девочку тут тоже сможем оставить, пригодится на чёрный день, всякое ведь может случиться. Сама понимаешь. Собака у вас хорошая, покладистая. Мешать не будет. Слышишь, что говорю?

Надя вздрогнула, поставила кружку чуть резче, чем хотела — рука показалась чужой. Как будто кто-то невидимый приказал сделать это движение вопреки собственной воле. Стук о стол заставил судорожно выдохнуть. Она подняла глаза на старика и неуверенно кивнула. Тот недовольно скривился чему-то, пошамкал губами и поднялся:

— Ладно, шустрая ты, но это ничего, приструню. Пойдем-ка, покажу кое-что, образумишься сразу, — старик пошёл вглубь подвала. — Не вздумай бежать. В этом месте прятаться негде, город плохо знаешь! Здесь сейчас везде опасно,