Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

всякого пиетета запихнуть его в багажник бусика. На всякий случай штурмбаннфюрера мы предварительно связали, сунули ему кляп в рот и прикрыли ветошью. Получился холмик. Отряхнув руки, я только сейчас обратил внимание, что с Олафом что-то не так. Прыщавый нос вытянулся, а шея стала длинной, дохлой и незащищенной, как у гусенка.

– Ты что, постригся?

– Да, – гордо ответил он, приглаживая непокорные кустики обкромсанных волос. – Я же участвую в операции, надо будет переодеваться во вражескую форму. Я должен соответствовать.

– Ну да, конечно, – согласился я. – Должен.

А сам подумал, что просто не представляю, на кого он будет похож в форме? Армейской выправки у него ноль, поэтому любая форма, что эсэсовская, что звездной пехоты, положение не спасет, а будет смотреться на его тщедушной фигуре как на корове седло. Глиста в погонах, да и только.

– Гений нас спалит, – прошептал я Эдите. – Ей-богу, спалит.

– Все будет хорошо, Яр, – улыбнулась она. – Поехали, нам надо к лесу на встречу поспеть вовремя.

К контрольно-пропускному пункту подъехали минут за пятнадцать. Обычной очереди на выезд, да и на въезд не наблюдалось – какой же дурак на ночь глядя попрется из города, так недолго и снайперскую пулю между делом схлопотать. Да и вообще, все приличные люди по ночам дома сидят, а не шляются где попало за стенами города, ища на свою задницу всевозможных приключений.

К нам неспешной походкой, вразвалочку, широко зевая подошел патрульный. Постучал в окошко. Олаф опустил стекло.

– Дорожный патруль, фельдфебель Викман, – представился он, небрежно козырнув, продолжая зевать. – Предъявите документы, пожалуйста. Машину к осмотру.

Хитрые жадные глазки заскользили по салону, обшаривая все углы. Мы Эдитой сидели на самых задних сидениях, рассмотреть он нас не мог, в салоне было темно. Олаф намеренно не зажигал свет, поэтому патрульный видел лишь силуэты двух фигур – женской и мужской.

– Привет, старина Хэнк, – поздоровался Олаф.

– А, это ты Олаф, – на лице патрульного появилась кривая улыбочка. – А я тебя сразу не признал. Ты что, постригся? Решил сменить имидж? – Олаф утвердительно кивнул головой. – Что тебе не спится, Олаф, дружище? Куда ты на ночь глядя?

– Дык в космопорт. Там транспортный звездолет с Земли прибыл, хочу успеть кое-что важное для себя оторвать, пока его разгружают, а то, сам знаешь, охотников до чужого имущества сейчас развелось как собак не резаных, все стали ушлыми. На ходу подметки рвут, чуть-чуть зазевался, проморгал и остался без товара, а мне без него никак. Бизнес, если ты понимаешь, о чем я. А это тебе, как договаривались, – Олаф протянул ему толстую пачку рейхсмарок, свернутых в тугой объемный рулон.

«Вот в чем твоя гениальность, Олаф!» – просек я поляну. Раздача денежных знаков нужным лицам, находящимся при исполнении и не отягощенным какими-либо морально-этическими устоями и принципами, любящим без меры, больше всего на свете эти самые дензнаки. Короче, взятка должностному лицу, по-нашему. Это не очень хорошо, даже очень плохо. Потому что деловые связи гения зиждятся на таком хлипком фундаменте, как взятка. Люди, подобные патрульному Викману, крайне ненадежны и всегда могут продать тебя с потрохами, если почувствуют, что это сулит им дополнительную выгоду и неплохой барыш.

Патрульный бойко схватил опытной рукой заветный рулон, так что наверняка ни одна камера не уловила этого мимолетного действа – профессионал, что тут скажешь. Тоже своего рода искусство. Потом его действия начали очень напоминать действия иллюзиониста в цирке, показывающего детям фокусы, едва уловимое движение – и денежный рулон исчез из рук, перекочевав в объемный карман кителя, растворившись в нем, как мышка в желудке жирнючей анаконды. Теперь патрульный Викман осознал, что вечерочек даром не прошел, настроение улучшилось, сон у него как рукой сняло. Ему захотелось поговорить.

– А ты, я вижу, Олаф, вроде не один? – задал он риторический вопрос, все пытаясь с любопытством в темноте разглядеть Эдиту.

– Да. Тут ребят знакомых до космопорта заодно надо подбросить.

– Понятно, – протянул Викман.

– Ну так что, можно ехать? – поинтересовался гений.

– Ты это, Олаф, багажник для проформы открой.

– А чего его открывать? – занервничал Олаф.

– Давай, дружище, открывай. Сейчас у нас новый начальник – принципиальный сучонок. Надо показать, что не зря хлеб едим, работаем.

Запахло жареным. Это никак не входило в наши планы. Возможно, Викмана и не заинтересует связанное по рукам и ногам, с кляпом во рту тело штурмбаннфюрера СС, валяющееся вместо запаски у нас в багажнике, и он на это никак не отреагирует, возможно. Но все может сложиться и по-другому, поскольку одному богу известно, что у патрульного в голове.

Мы с Эдитой переглянулись, я из кобуры вытащил табельный парабеллум, тихо, чтобы не было слышно щелчка, прикрыв ладонью, передернул затвор. Эдита сделала то же самое. В голове щелкнуло. Я, как вычислительная машина, начал лихорадочно прорабатывать все возможные варианты нашего побега из города, получалось довольно кисло. Чтобы машину не успели расстрелять, когда она вырвется, снося шлагбаум за ворота, одному придется остаться, прикинуться Бэтменом, отвлекая охранников, вызывая огонь на себя. И все шло к тому, что Бэтменом назначаюсь я. Больше некому. Грустно, девица.

Олаф, тяжело вздыхая, нехотя вылез из машины. Лязгнул замок багажника, я напрягся. Эдита обеспокоенно посмотрела назад.

– Как услышишь выстрелы, садись за руль и дуй к лесу, я прикрою, – прошептал я ей одними губами.

Эдита, глядя на меня, отрицательно покачала головой.

– Нет, – тихо выдохнула она.

– Это, девочка, даже не обсуждается.

Олаф отчаянно тянул резину, не поднимая крышку багажника, начал заикаясь рассказывать старый с бородой, абсолютно несмешной анекдот про мужа, вернувшегося из командировки, выдав его за свеженький, только что услышанный.

Неожиданно сзади нас осветил свет фар. Приближался легковой кар. Резко взвизгнули тормоза.

– Это кого еще несет? – удивленно сам себе задал вопрос патрульный и сам себе тут же ответил: – О черт, проверка нагрянула! Давай, Олаф, вали отсюда по-быстрому. Сейчас не до тебя будет.

Открылся шлагбаум. Олаф закрыл багажник на ключ. Бегом уселся за руль, и наш кар, как пробка из бутылки, выскочил на трассу, за стены города. Я только сейчас ощутил, как бешено колотится мое сердце, ладонь, сжимавшая парабеллум, стала мокрой и липкой от пота. Снял фуражку, опустил стекло, высунул голову наружу, дав встречному ветерку возможность обдуть, охладить ее. Эдита тоже с шумом облегченно выдохнула.

– Ну чего вы так напряглись. Испугались? – весело со смешком спросил Олаф. – Все ж нормально прошло. Я же говорил, что у меня все схвачено.

Мне захотелось дать увесистый подзатыльник этому жизнерадостному идиоту. Эдита прочувствовала мое состояние. И, чтобы расправа в лучшем стиле суда Линча не состоялась, потому что я бы мигом ее организовал, если бы услышал от гения еще хоть одно слово на тему, как все чудесно справилось, Эдита строго прикрикнула на него:

– Помолчи, Олаф! Следи лучше за дорогой и не проморгай поворот.

Гений обиженно надул губы и дальше рулил молча. Съехав с трассы на еле приметную проселочную, в колдобинах и воронках, истерзанную от взрывов дорогу, мы попылили навстречу громаде леса. Кроны исполинских деревьев уносились в небесную высь, растворяясь в ночном звездном небе, их очертания, освещаемые издалека только нашими мечущимися в темноте ночи фарами и двумя бледными спаренными местными Лунами, казались сказочными горами причудливой формы.

Подъехав к заранее оговоренной полянке, к самой окраине леса, мы остановились. Олаф заглушил мотор и потушил фары, предварительно три раза моргнув ими.

– Все, приехали.

Из леса выдвинулся мужской силуэт, который стремительно двигался к нам. Когда он приблизился, мы сразу узнали в незнакомце майора Куликова. Он уже был переодет в форму гауптштурмфюрера СС, на плече дулом вниз висел штурмгевер.

– День добрый, Пал Палыч, а может, доброй ночи, – выйдя из машины, поприветствовал я его, и протянул руку.

– Добрались. Ну и молодцы, – ответил он улыбаясь, пожимая мою ладонь, кивнул