Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

– А ты чего лыбишься, морда эсэсовская? Весело тебе? Очень зря веселишься. Если что не так, то ты к своим точно не попадешь. Я тебе лично дырку вот здесь проделаю, – он ткнул пальцем в лоб между глаз Даутенбергу, заставив того опять побелеть. – А если меня убьют, то… – Куликов поводил глазами. – Драгослав, – обратился он к сопровождающему нас чернявому, коренастому четнику.

– Слушаю, – незамедлительно ответил тот, выпрямившись.

– Если со мной что-нибудь случится, то ты просверлишь как можно больше дырок в башке этой сволочи, – кивнул Куликов в сторону штурмбаннфюрера. – Это приказ

– Слушаюсь, друже, – командир, четник Драгослав, серб по национальности ответил без эмоций по-военному четко и коротко, но сам при этом так плотоядно посмотрел на Даутенберга, что того прошиб пот.

– Все в машину, – приказал Куликов.

Счет времени теперь шел на минуты. Мы должны были успеть за очень короткий промежуток времени подорвать завод. Эдита, сидя рядом со мной на сиденье, открыла перед собой голографический макет-схему подземного завода, чтобы по пути сличать макет с оригиналом. Джип на полной скорости, визжа резиной и кренясь в поворотах, снося шлагбаум, ворвался в широкий ярко освещенный проход, ведущий в глубь рукотворного подземелья. Кто-то из оставшихся в живых охранников попытался остановить нас автоматной очередью. Пули дробно застучали по корпусу автомобиля, как горох об стенку, не причинив никакого вреда. Наш башенный стрелок навел пулемет на пропускную будку и ответной очередью разорвал в клочья и саму будку, и охранников, прятавшихся в ней. Водитель Гена, закусив нижнюю губу, гнал джип по серпантину вниз, не жалея машину, иногда мы не вписывались в крутые повороты, и джип цеплял своими черными боками или бамперами бетонные стены, обдирая лаковый кузов, выбивая сноп искр при соприкосновении металла с жестким ребристым бетоном, Эдита лихорадочно бросала взгляд то на макет, то на своды подземелья.

– Стоп. Вот здесь! – прокричала она.

Водитель резко нажал на педаль тормоза. Тяжелая машина, гася скорость, пошла юзом, стукнувшись боком о стену и отскочив от нее, наконец затормозила, продолжая раскачиваться.

– Драгослав, смотри за этим, – кивнув головой в сторону Даутенберга, Куликов рывком распахнул правую дверцу.

Мы с Эдитой выскочили из джипа через левую, Куликов, открыв багажник, достал из потайного кармана первый из трех чемоданчиков, в которых находилась взрывчатка. – За мной, вот сюда! – прокричала Эдита, убегая вперед. Мы с Куликовым еле поспевали за ней. – Вот сюда ставьте взрывчатку, под эту опору, – указала она нам рукой.

Куликов аккуратно поставил чемоданчик, примотав его скотчем к металлическому каркасу опоры, поддерживающей монументальный полукруглый свод потолка этого яруса. Майор щелкнул тумблером, поставив взрывчатку на взвод. Теперь осталось только нажать кнопочку на маленьком пультике, и ага, готово – весь завод рухнет в тартарары.

– Давай дальше.

Бешеный спуск продолжался, время неумолимо тикало. Мы спустились еще на несколько ярусов.

– Теперь здесь! – уверенно скомандовала Эдита.

Мы торопясь прикрепили второй чемоданчик. Последняя закладка должна была быть в самом низу, где по плану шли помещения заводов по переработке полезных ископаемых, а также боксы-камеры для персонала. Мы вновь пулей выскочили из машины, Эдита опять бежала впереди, только слышно, как стучат ее каблучки.

– Вот теперь к этой опоре, возле камер, сюда, – эхо разнесло ее голос по помещениям, и вдруг она резко остановилась как вкопанная, уставившись вперед.

Мы, не понимая, что происходит, подскочили к ней, глядя туда же, куда был направлен ее немигающий взгляд. Большие решетки, отделяющие боксы-камеры для персонала от общего коридора, были закрыты наглухо, оттуда в полной тишине на нас смотрели сотни настороженных пар глаз.

– Твою ж мать, – опять глухо выругался Куликов.

Глаза принадлежали женщинам и детям – это были пленные. Та самая рабочая сила, которую так хотел, чтобы побыстрее завезли, главный инженер Рихард Зонненберг. Некоторое время мы не отрываясь смотрели друг на друга. Мы – озадаченно, пленники – кто боязливо, кто откровенно неприязненно, но большинство с лютой, неприкрытой ненавистью. Казалось, дай им волю, и они вцепятся тебе зубами в горло. Женщины-пленницы, одетые в серые холщовые робы с выбитыми на них номерами, нервно прятали за своими спинами детей.

Почему они с такой ненавистью смотрят на нас? Ах да, все верно, мы же одеты в эсэсовскую форму врага.

– Товарищи, не бойтесь, мы свои, – сказала Эдита.

Ее голос отскочил от стен и растворился в безмолвии. Никто не откликнулся. Тишина еще больше сгустилась, потому что Эдите никто не поверил. Надо было срочно что-то решать.

– Пал Палыч, сотри грим со щеки, – сказал я.

Куликов озадаченно посмотрел на меня, наконец, до него дошло, он стал поспешно стирать грим, показалась тату злющей пчелы.

– Смотрите, девочки, мы свои! – закричал я.

– Ой, девчонки, это правда свои, – запричитал чей-то девичий звонкий голос.

– Наши! Наши! Наши! – заголосили остальные.

К нам из-за решеток потянулись руки. Слезы. Вскрики.

– Пал Палыч, ты выводи женщин и детей, веди их в грузовые лифты и вывози на поверхность. А мы с Эдитой здесь все доделаем до конца. Встретимся на поверхности возле строительного вагончика.

Куликов в замешательстве потер подбородок.

– Времени совсем нету, Яр, – прошептал он мне. – Скоро эти будут здесь.

Возразить было нечего. Я лишь согласно кивнул в ответ.

– Товарищи, – громко, отчетливо и очень собранно обратился Куликов к пленницам. – Девочки мои родные, меня зовут Пал Палыч Куликов, обещаю, выведем всех. Главное, без паники. Сейчас откроем решетки, вы выстроитесь в колонну по шесть и проследуете без спешки к грузовым лифтам, погрузимся туда. На поверхности нас уже ждут наши ребята. Еще раз повторяю, выведем всех. Сегодня к вечеру будете дома.

Эдита уже копалась возле центрального замка, блокирующего решетки, что-то щелкнуло, решетки, чуть шелестя, отъехали в сторону, людское море вспенилось и хлынуло из заточения в коридоры. Надо отдать должное пленницам и детям, действовали они дисциплинированно, без суеты, никакой давки, все четко, выверено. Выбранные старшими в камерах девушки без запинки, вразумительно отдавали команды – кто выходит первыми, кто последними. Остальные слушались их беспрекословно.

Мы с Эдитой подождали пока все до последнего загрузились в лифты. Мне кажется, время еще никогда в моей жизни так стремительно не бежало. Ну куда оно торопится? Прикрепили взрывчатку, переключили тумблер в положение «Вкл.». Все, дело сделано, можно убираться. Гена так же быстро вывез нас на поверхность.

Здесь уже вовсю шла погрузка узников в боевые машины звездной пехоты и трофейные грузовики эсэсовцев, отобранные при штурме. Девушки не в силах больше сдерживать эмоций, рыдая от счастья во весь голос, благодарили, обнимая и целуя, смущенных бойцов – своих спасителей. Что осложняло и сильно оттягивало их эвакуацию. Мы подскочили к Куликову, который командовал погрузкой.

– Как у вас? – мимоходом спросил Куликов.

– Все в порядке, Пал Палыч. Можно взрывать, – сказал я не подумавши.

Он остановился, посмотрев на нас.

– Куда взрывать? Ты же видишь, – обвел он руками грузящихся пленниц. – Вначале надо их всех эвакуировать, а подмога, вызванная эсэсовцами, как мне доложили, уже совсем близко.

– Ну и что будем делать?

Вместо ответа Куликов кликнул рацию:

– Алексеич, бери Олафа и живо ко мне.

– Есть, – прозвучало оттуда.

– Парни, дальше, – обратился он по рации к своим бойцам. – Мне надо тридцать добровольцев, дело опасное и, скорей всего, с билетом в один конец, поэтому приказывать никому не могу.

Судя по тому, что я услышал, добровольцами захотели стать все четники.

– Спасибо, ребята, но так много мне не нужно, – голос Куликова дрогнул. – Тогда не сердитесь на меня, я сам назову кандидатов. Кого назову, моментально ко мне.

Куликов начал называть фамилии бойцов.

– Что ты надумал, Пал Палыч? – встревоженно спросила его Эдита, когда тот закончил.

– Рейху нужен до зарезу завод, поэтому они кинут все силы на его освобождение, мы их задержим, заодно