Родная партия - Глеб Ковзик

Черт побери, как же хочется помыться.

Местный куратор, помнится, после знакомства с Инной спросил меня:

– Ничего страшного? Слышал, вы женаты.

– И что? – сболтнул я неразумно.

– Ой. Понимаю. Простите, не хотел вас в чем-то заподозрить или обвинить.

– Инна Поршнева - прикомандированная сотрудница от МИД. Её задача переводить, а не развлекать.

– Совершенно верно, Андрей Григорьевич. Извините. Я хотел всё обдумать наперед. Но на всякий случай добавлю, что у нас есть переводчик-мужчина.

– Достаточно.

После этого никого не смущало, что женатый человек находился рядом с незамужней Инной..

Водитель вез так неаккуратно, что я в поездке отбил себе локоть. Саднила ссадина, в душе проклинал и Афган, и водятла, и свою совершенно бесперспективную миссию, в которой легко могу погибнуть; вспоминал о Леониде, чей сын где-то здесь либо в плену, либо уже в земле, думал о том, как бы защититься от солнца и жары, мечтал о том, чтобы каким-нибудь чит-кодом перенести выпавшее на мою жизнь испытание.

Быть может, стоило воспользоваться рвением Озёровых отмазать меня от Афгана. Удивительно, что желание родилось здесь, на сухой азиатской земле.

Бродя по пыльным коридорам, я ловил сильные флэшбеки: вот гоняю по Садовому кольцу на бэхе Аслана, вот провожаю универский экватор, вот сижу часами в околополитчатах со своей правдой, вот слушаю очередное беспокойство мамы, увидевшей новость про Трампа:

– Ну подожди! Ну посмотри, что делается. Вдруг этот урод Трамп что-то важное скажет! Андрюша, что творится? Ты б уехал, отдохнул подальше от столицы. Ладно с ним, с университетом! Может, уедешь в Сербию к сестре?

На волне происходящих с моей жизнью событий совсем забылось прошлое, где существовали другие люди. Сестра в Белграде… Вспомнил о ней только полгода спустя. Уж по Белграду бы не бомбили, наверное. Может быть, если бы я уехал раньше, то не попал в хронологическую яму? Кто знает. У Сербии свои секреты. Да и когда мне пришлось думать о прошлом, когда я оказался в самой истории?

Дверь распахнулась сама. Невысокий мужчина с тонкими и короткими усами по-восточному пригласил внутрь. После чрезмерно вежливого приветствия я осмотрел помещение. В кабинете сидело всего двое, хотя было обещано пятнадцать человек.

– Инна, спроси у них, почему так мало людей.

– Говорят, что местный комитет распался.

– Это ещё как? – удивился я.

Нам поставили чай с большими кусками сахара, а также тарелку с яблоками, зелёным виноградом и почти черную вишню. Оса летала туда-сюда, пытаясь полакомиться не то мной, не то этой сладостью. Рядом лежали папки с бумагами.

Абдул принялся рассказывать о положении дел в ДОМА. На удивление он показал себя более чем умным и честным человеком. Хотя в аналитических справках говорилось о крайне низкой политической грамотности местных кадров, этот афганец прекрасно осознавал тяжесть положения.

Ко мне он относился с явно восточным подходом. Улыбка, улыбка, улыбка… Знаем мы такое. Нужны поступки. То, что он говорит сейчас, меня определенно радует. Абдул старается сказать правду, хотя и поглядывает с опаской на второго товарища.

– В ДОМА нарушена координация между местными комитетами, провинции едва сообщают о своих действиях в центр. На слабом уровне политическое просвещение молодежи. Сильно влияние исламской реакции со стороны духовенства, контрреволюционных сил в провинциях, особенно на юге. Но всё это пустяки, товарищи, потому что у нас очень мало поддержки в народе. Крестьянское население ищет

– Как вы планировали её повысить?

Инна быстро переводила с пушту на русский и наоборот. Свою работу девушка исполняла честно.

– Этот вопрос я хотел задать вам.

– То есть у вас нет конкретных предложений.

– В Афганистане всё сложно, – увиливал Абдул. – Терпеть – тяжелая участь. Мы работаем не покладая рук, товарищи, но народное доверие восстановить сложно.

– Помнится, у вас ещё и раскол имеется на халькистов и парчамистов. Это так?

Переводчица посмотрела на меня с удивлением, но перевела.

– Да, всё так. Но в этой провинции проблема решена.

– Ясно.

Наступила неловкая тишина. Абдул и его товарищ точно ожидал моего приказа. Повернула голову переводчица.

– Андрей Григорьевич?

– Что? – с возмущением отреагировал я. – Контекста мало.

– Товарищ Абдул Назар, Андрей Григорьевич просит больше объяснений.

Усы на лице афганца словно вспыхнули.

– А что ему ещё сказать? У нас очень маленькие возможности. Мы ожидали поддержку Советского Союза, всего социалистического содружества. К тому же в вашей стране большой опыт борьбы с контрреволюцией.

– Он не всегда может быть полезен для других, товарищ Назар.

Я выпил чаю, закусив его куском сахара. На удивление вкусно. Афганцы принялись тоже пить. В возникшую минуту для раздумий я взялся за папку с бумагами и стал перекладывать листы так, будто читаю: “Просьба не мешать”.

Абдул прав. Борьба с контрреволюцией всегда была одной из самых сильных сторон в России. Но мне как историку известно, что в историческом сюжете всегда бывает сторона не только А, но и В. Победителей стараются не судить, конечно. В учебниках могут дать намек: “Возможен был другой исход”... Но дальше тихого голоса рассуждений ничего. А зря.

Уничтожение “контрреволюции” позволило установить жесткую, или даже жестокую власть в Союзе. Были разные результаты, и положительные, и очень отрицательные, но общий знаменатель – государства не стало. Ни коммунизма, ни марксизма-ленинизма, ни научного социализма. Зато всеобъемлющий олигархат и в нескольких бывших республиках тихий уголок с намеком на лучшее будущее. В 2028 году, я сужу по тому, что меня выбросило в самое начало Перестройки, а не куда-нибудь ещё, распад СССР оказал фатальное значение для истории. Иначе зачем я тут оказался?

Нет, определенно нужен другой подход. Афганистану можно предложить что-то другое, отличающееся от сценария, реализованного с 79-го по 89-й. Не только винтовки и медикаменты, а также советских солдат как заслон для сохранения собственной тонкошейчатой власти.

– Вы говорите, что здесь сильны позиции исламских контрреволюционных сил? – спросил я у Абдула.

– Да. В Кабуле ещё относительно спокойно, но в провинции работать намного сложнее.

– А что именно они предлагают?

– Сопротивляться иностранному влиянию. Защищать веру, выступать против безбожников.

– Хм. А они прямо-таки единым фронтом идут?

– Что это значит? – переспросил Абдул у переводчицы.

– Андрей Григорьевич, объясните им проще.

– Хорошо. Абдул, контрреволюция действует сообща, из единого центра?

– О нет, моджахеды мобилизуют людей из местного населения. Но здесь