Река Великая - Максим Николаевич Николаев

— Откуда?

— Сельцо было такое. Если по нынешней карте смотреть, то это не в Польше будет, а скорей в Белоруссии, на границе. При Польском восстании потом на общину русские казаки наткнулись. Людей шашками перерубили всех от мала до велика, а что с истуканом сталось, неизвестно.

— А другие общины еще оставались после крещения Руси?

— Оставались, а как же. На Волхове, например, в Чешуино. Ее Петр Великий разорил, а идола на монеты переплавил.

За всё время, что говорил за столом, Макарий не отрывался от своей кружки: сначала он опустошил почти в одиночку бутылку кагора, и теперь пил самогон. При этом, к удивлению Сабанеева, ясность выговора у диакона ничуть не пострадала, и единственной переменой в нём был легкий румянец, разлившийся по щекам.

— Я правильно понял, что с вашим архимандритом в епархии вы уже что-то обсуждали? — спросил Иван у него.

— Встречались. Пытались добиться помощи, — вздохнул Макарий. — Послал он нас, как в миру говорят.

— Что-то еще собираетесь делать?

После вопроса молодого лейтенанта в помещении скита повисла тишина, которую не сразу нарушил тихий голос малоудского настоятеля:

— Может, у вас как у полицейского получится лично на Александра повлиять? Слух прошел, что дело на его фонд заведено о мошенничестве.

— Попробую, — пообещал Иван отцу Власию. — Я слышал про дело.

За то время, пока диакон Макарий вел свой долгий рассказ, на улице стемнело. Принесли еще свечей. Масляно-желтый свет отбрасывал на стены высокие зыбкие тени пьющих за столом. Длинноволосый старик на табурете рядом с Сабанеевым уже давно находился в полной неподвижности. Иван не сразу понял, что тот, как собака, заснул с открытыми глазами. Зашевелился он, только когда лейтенант встал с табурета, прощаясь.

Снаружи на болоте был такой мрак, что, хоть открой глаза, хоть закрой — не заметишь разницы. До машины он доковылял кое-как, подсвечивая себе путь фонариком мобильного телефона, который, на свое счастье, не забыл зарядить перед выездом. По лицу то и дело хлестали сырые ветки.

* * *

О настоящей русской ухе из пяти видов рыб в Ящерах с лета не вспоминали, не до жиру стало. Но хоть бы на простую крестьянскую окунь или ершонок попался! В путах на траве бился лещ, не особо нажористый, парочка беребриц и десятка два плотвичек — все, как одна, сеголетки. Вместо старой сети рыбаки сплели к осени новую, с ячеей в два раза мельче, чем прежняя.

— Может, удочки лучше взять? Вон ведь соседи ловят… ловили, — поправился Доброгост Лешич.

— А я бы приваду другую попробовал, — сказал его брат Велибор. — Керосин, слыхал, хорош.

— Это раньше ламповый пахучий был, а нынешний самолетный… — Доброгост не договорил и поднял глаза на тропинку, которая вела вверх от берега. К рыбакам спускался участковый Дим Саныч.

Сверху над обрывом стоял полицейский «Козлик», хотя обычно к ним в селение он приезжал на личной «Ауди», и всегда в штатском. Сейчас на нем была полицейская зимняя куртка с погонами капитана и фуражка. Видно, торопился и не успел переодеться.

На берегу он пожал руку сначала новому старейшине Людмилу, потом старикам, Невзору и последним — молодому Богдану.

— Ну, чтò Весть какую привез? Или так приехал? — Людмил Асич чуть не добавил «побираться», но вовремя прихлопнул рот.

— По идолу вашему наклевывается сделка, — объявил участковый, перед этим немного помолчав для важности. — Мордвин есть у нас такой в Пскове, бывший поисковик из «Вахты памяти». Поднялся на оружии военных лет, но торгует всем. Человек серьезный, каналы налажены через границу. За ним уже давно полиция в городе присматривает. Сегодня в управлении я говорил со своим одногруппником по школе милиции, он в ОБЭПе работает и рассказал слово за слово, что из Питера к этому Мордвину приезжал эксперт по антиквариату Джон Оливер, англичанин, и вместе они дважды посещали Мирожский монастырь.

— Англичанин, и в Петербурге живет? — переспросил Людмил.

— Он — работник в представительстве британского фонда, называется «Зе опенспейс контемпорари арт фаундейшн». Главный офис в Лондоне, а филиалы по всему миру. Устраивают всякие перфомансы с инсталляциями, искусство современное продвигают, но лично Оливера больше к старине тянет, — в английской фамилии участковый настойчиво делал ударение на последний слог. — В 2015-м на черном рынке всплыл древний меч, который был утрачен тысячу лет назад. Оливер сопровождал сделку. Следствие развалилось, меч уплыл в Англию, и эксперта вместе с ним выслали туда же. Только через два года сумел визу восстановить.

— И в Псков он нынче за нашим Ящером приезжал?

— А думаешь, что за «люгерами» и «шмайсерами» немецкимѝ — усмехнулся Дим Саныч. — Ты дальше слушай. В Мирожском монастыре вместе со стариками монашествует некто Нектарий, в миру Леха Палец, рецидивист. Он форточник, но крайний срок сидел по 105-й. На УДО его выпустили по ходатайству тюремного священника, тогдашнего. Он теперь в городе возглавляет фонд «Верочка». Леха Палец — при нем волонтер. Я «ВКонтакте» их группу полистал, и там знакомое лицо увидал. Оказалось, что с июня у «Верочки» на попечении была вдова Юрия Семенова, которого вы по зиме своим гадам скормили. Тут я и сложил три плюс один. У отца Александра, начальника фонда, кстати, тоже проблемы, какие-то хищения, 159-ую шьют.

Старейшина задумался:

— Получается, что в Мирожском монастыре они Ящера прячут, раз Оливера туда на показ водили?

— Получается, так. Только территория у монастыря немалая. Просто так его не найдешь.

— Ты говорил, этот одноклассник твой по школе…

— Наружку выставит по моему поручению?! Ты серьезно, Людмил?! Был у меня в Тямше человек. Если б сейчас в Серёдке срок не мотал, то я отправил бы его в монастырь под видом нищего на недельку-другую за Лехой Пальцем присмотреть.

— Нищий, говоришь? Есть у меня один на примете. Настоящий, и представляться не надо. Ждан Сварожич.

— Живы они еще? — удивился Дим Саныч.

— Про сестрицу не ведаю, а Ждана этой весной Святовит с Богуславом видели перед магазином на Запсковье. Христарадничал.

Дим Саныч с сомнением поглядел на старейшину:

— Уверен, что не подведет?

— А у тебя лучше предложение есть? — Людмил невесело ухмыльнулся в черную с сединой бороду и, больше не глядя на участкового, обернулся к старикам, которые на коленях, кряхтя, выбирали из сети снулую плотву.

Отец Фалалей в 90-х годах совратил семейство Сварожичей в христианство. В городе Волк с супругой Баженой устроились на завод: он — разнорабочим, она — сборщицей-монтажницей. От этого завода получили комнату в общежитии, но недолго проработали. Запили оба по-черному и померли один за другим. Хоронили их на христианском кладбище социальные службы.

Детей у старых