Формула огня - Джек из тени

Затем указал на восток, туда, где за горами лежали земли, захваченные эльфами.

— Ваш враг там. Это они сожгли ваши дома. Это они убили ваших детей. Это они превратили вас в то, чем вы стали.

Толпа молчала, но теперь в их глазах вместо апатии я видел проблески чего-то другого. Того самого, что мне было нужно.

— Я не предлагаю вам славы или богатства. Не предлагаю вам службу герцогу или королю. Короли и герцоги показали, чего стоит их защита. Я предлагаю вам простое, понятное дело. Месть.

Я наклонился вперёд, и мой голос стал тише, злее.

— Я дам вам оружие. Лучшее оружие, которое есть в этом мире. Броню, которая держит удар эльфийского клинка. Я научу вас воевать так, чтобы один из вас стоил десятка их хвалёных воинов. Я превращу вас из стада овец в стаю волков.

Я выпрямился.

— А взамен я прошу немного. Вашу верность и ярость. И вашу жизнь, если потребуется. Вы будете сражаться за меня. Вы будете умирать за меня. А я… я дам вашим семьям то, чего вы не можете им дать сейчас. Защиту и шанс увидеть завтрашний день.

Я замолчал и в наступившей тишине услышал, как один из них, здоровенный детина с лицом, похожим на обрубок дерева, хрипло спросил:

— И всё? Мы воюем, ты кормишь наших баб и детей?

— Да, — просто ответил я. — Это вся сделка, простая и честная. Без красивых слов о патриотизме. Вы мой меч, я ваш щит и ваш амбар. Выживем, будет вам земля и серебро.

Он постоял мгновение, глядя на меня, потом на своих товарищей. А потом сделал шаг вперёд.

— Я согласен.

И это было как прорвавшаяся плотина. За ним вышел второй, третий. Через минуту вся толпа качнулась вперёд.

— Кто хочет вступить в мою армию, — прокричал я, перекрывая нарастающий гул. — Шаг вперёд! Вы получите имя, оружие и новую жизнь. Все остальные, кто не может или не хочет воевать, будут отправлены в тыл. Работать на заводы и поля. Работать за ту же еду и ту же крышу над головой. В моём мире не будет бездельников. Либо ты солдат, либо ты рабочий. Третьего не дано.

— Хорошо, — кивнул я. Удовлетворение, холодное, как сталь, разлилось внутри, система работала. — Вы больше не беженцы. Вы рекруты Первого Легиона Железного Барона. Ваша старая жизнь кончилась. Поздравляю с началом новой.

Я приказал своим офицерам начать запись. Они разбивали рекрутов на десятки и сотни, записывали их имена, выдавали им бирки с номерами. Бывшие крестьяне, ремесленники, дезертиры, они становились частью моей личной армии. Армии, которая присягала на верность не герцогу, а мне. Человеку, который предложил им самую честную сделку в их жизни: их ненависть в обмен на миску супа для их детей.

Я смотрел на это, и понимал, что только что подписал смертный приговор старой аристократии. И, возможно, самому себе… Я создавал преторианскую гвардию. Силу, которая не подчинялась никому, кроме меня. И я знал, что день, когда мне придётся её использовать не против эльфов, а против своих же, неумолимо приближается. Но сейчас это было неважно. Я получил то, что хотел, тысячи новых, отчаянных, готовых на всё штыков.

Я повернулся и пошёл прочь с плаца, оставив офицеров заниматься рутиной. Я шёл в кабинет к своим картам. Рекрутинг был лишь первым шагом. Теперь этих людей нужно было превратить в солдат. А это была уже совсем другая, куда более сложная задача. И времени на её решение у меня было в обрез.

Глава 19

Я стоял на смотровой площадке своего командного бункера и смотрел на то, как моя новая армия учится ходить. Это было жалкое, почти комичное зрелище. Тысячи вчерашних крестьян и ремесленников, одетых в одинаковые серые робы, пытались маршировать по плацу в утренней измороси. Они спотыкались, сбивались с шага, путали лево и право. Мои сержанты, ветераны «Ястребов», охрипли, пытаясь вбить в эти непутёвые головы основы солдатской муштры. Они орали, матерились, раздавали подзатыльники. Но это был мой сброд. И я собирался выковать из этого человеческого лома стальной клинок.

Ненависть, как оказалось, отличный катализатор. Эти люди, потерявшие всё, готовы были учиться. Они жадно впитывали каждое слово, каждое движение. Они хотели не славы, они хотели убивать. И я собирался дать им эту возможность. Но сначала им нужно было научиться не стрелять друг другу в спину.

Мои размышления прервал стук сапог по бетонным ступеням. Эссен, мой адъютант буквально летел, размахивая каким-то свитком, его аристократическое лицо было раскрасневшимся от быстрой ходьбы и возбуждения, которое он даже не пытался скрыть.

— Командир! С востока! Пришёл караван, а так же вести от её светлости!

Внутри что-то неприятно сжалось. Я ждал этого донесения с того самого дня, как проводил её отряд. Многие дни тишины, в течение которых я заставлял себя не думать о том, что горстка моих лучших бойцов во главе с моей женой сейчас играет в смертельную игру на чужой территории.

— Давай сюда, — бросил я, выхватывая у него из рук тубус. Печать была цела, я сломал её, и пальцы слегка дрожали. Чёртова слабость. Развернул пергамент, почерк Элизабет, чёткий, почти каллиграфический, без единой помарки. Как будто она писала не из холодного походного лагеря, а из своего уютного кабинета в столице.

«Супруг мой, — начинался доклад, и от этого официального, но в то же время интимного обращения стало немного теплее. — Докладываю. Третьего дня, на рассвете, наш отряд достиг предгорий Чёрного Хребта, установив постоянное наблюдение за главным трактом, ведущим из эльфийских тыловых баз к линии фронта в степях. По нашим данным, раз в два дня по тракту проходит крупный конвой снабжения».

Я пробежал глазами сухие, деловые строки. Разведка, организация засады, расстановка сил. Всё чётко, по учебнику. По тому самому учебнику, который мы с ней вместе писали ночами, склонившись над картами.

«…Вчера, за час до заката, был замечен очередной конвой. Двадцать грузовых повозок, предположительно с провизией и боеприпасами. Охранение: полсотни лёгкой кавалерии в авангарде, столько же в арьергарде, и около сотни пехотинцев, распределённых вдоль всей колонны. Магов не замечено».

Мои губы тронула усмешка. Они расслабились, уверенные в том, что в глубоком тылу им ничего не угрожает, они гнали свои караваны почти без прикрытия. Глупцы, война никогда не заканчивается, она лишь