Черный лебедь, ставшая матерью принцессы-лебедя. Том 1 - Аперта

с постели, обнимая Ханиэль, которая вертелась в точности как игрушка в игровом автомате. Катаясь туда-сюда по кровати, я в очередной раз осознала: ничто не может сравниться с этими очаровательными детскими проделками, которые помогут вам забыть обо всех заботах.

– Ха-ха-ха, и когда только моя принцесса научилась этому…

– Боже, яблоко от яблони недалеко падает. Это сказано о вас двоих.

– Не так ли? В твоих глазах, Селлена, мы тоже выглядим…

– Смотрю, вы живете и наслаждаетесь одним днем, как будто завтрашнего не существует и в помине.

Я моментально перестала смеяться, подобно тому, как ранее остановила поток слез, и, выпустив Ханиэль из своих объятий, села, обхватив колени руками. Но обмануть острый глаз Селлены мне не удалось.

– Почему вы притворяетесь расстроенной, когда ничуть не расстроены? Этим вы можете провести только его императорское величество.

– Но, если я улыбнусь, ты и на сей счет отвесишь какой-нибудь комментарий.

– Тогда, может, мне стоит похвалить вас за то, что вы в состоянии так беспечно смеяться в сложившейся ситуации?

Селлена продолжала резким тоном отчитывать меня. По правде сказать, ее слова были вполне разумны. Я обещала, что завтра возьму Ханиэль с собой во дворец, но у меня не было никакого представления о том, как это осуществить. Сначала я подумывала укачать ее и принести в корзине, но если бы она вдруг проснулась во дворце, то, скорее всего, просто упала бы в обморок от ужаса.

– Мама, что с вами?

– Что?

Чувствительная к моим эмоциям, Ханиэль снова встревожилась. На самом деле, это она, а не я, со вчерашнего дня пребывала в подавленном настроении.

– Ханиэль, это учитель Даррен научил тебя слову «вечно»?

– Да-а, уситель Таллен холоший! Он клутой!

– А леди Мэллоу?

– А, она…

Как я и думала, проблема в этой старушенции. Я и так уже подозревала это, тем не менее мое сердце в очередной раз разлетелось на осколки, когда я увидела, как резко осунулось личико моей малышки. Честно говоря, хотя леди Мэллоу и была весьма дотошной, но она была не из тех, кто намеренно усложняет кому-то жизнь. Однако, поскольку она, будучи дворянкой, имела развитое чувство гордости, оскорбления того дня, должно быть, оставили в ее сердце огромную рану.

«Но она так демонстративно показывает это на каждом углу!»

Для моей мягкосердечной Ханиэль одного холодного взгляда или грубого слова было достаточно, чтобы ее ранить. Но, конечно, тот, кто стал причиной этой травмы, был не просто далек от такого понятия, как душевная рана: он и сегодня тоже снова пребывал в прекрасном расположении духа.

– Я боюсь усителя Мэллон, как сталшего блатика.

– Боже. До такой степени?..

Это было максимальное значение, которое могла выразить Ханиэль. Если она упоминала своего старшего брата, который с точки зрения устрашения был первейшим, то это означало, что она очень сильно напугана.

– Значит, ты теперь хочешь перестать ходить в школу?

– Но… Тогда я не смогу видеть усителя Таллена.

– А, дитя.

Только не говори, что ты – как твоя няня.

Ханиэль весьма рано начала проявлять привязанность к учителю. Со смешанными чувствами я погладила ее головку. Тем не менее я и сама пришла к выводу, что сэр Даррен действительно обладает непревзойденной красотой и очень теплым характером.

«Если бы император был хотя бы наполовину, нет, хотя бы на четвертинку похож на него, то моей радости не было бы предела».

В моих мыслях сам собой возник облик Ласида, и я похлопала удрученную малышку по спинке. Насущная проблема заключалась в том, как заставить Ханиэль предстать перед ним завтра. Но мое сердце продолжало обращаться лишь к ее душевным ранам, и я была не в силах найти выход.

Что я могла сделать, чтобы хоть немного ее успокоить?.. Я осторожно потерла тоненький клювик Ханиэль.

– Дитя, насчет твоего старшего брата в императорском дворце…

– Блатик стлашный. Я буду его бояться весно-весно.

– …

А этой фразе кто ее научил?

Снова превратившись в куклу из игрового автомата, Ханиэль начала покачивать головой еще до того, как дослушала меня. Казалось, что сами слова «старший брат» уже являлись для нее абсолютно негативными.

– Послушай… Ханиэль. Однако должен быть братик и получше, не так ли? Ты же не ненавидишь всех своих братьев?

– Нет…

– Правда? Если это моя Ханиэль, то она не будет…

– Да, кломе блатика-импелатола.

– …

Старший брат, казалось, стал для нее самым настоящим символом террора. Ханиэль, которая всего минуту назад весело смеялась, теперь побледнела и еще два или три раза пояснила разницу между своими старшими братьями:

– Других сталших блатиков я немного боюсь, а его велисество навесно.

– Даже так…

– Блатик-импелатол не любит Ханиэль. Он ненавидит Ханиэль.

– Почему ты так думаешь?

Мне хотелось сказать ей, что это неправда, но у трехлетнего ребенка уже сложилось твердое мнение на этот счет. Кроме того, она была недостаточно взрослой, чтобы понять меня.

«Даже если бы он ее ударил, она бы не боялась его так сильно».

Не в состоянии больше сделать ни одного вдоха, я лишь потерла лоб рукой. В любом случае такими темпами я не смогу взять ее с собой.

Я повернулась на бок, и Ханиэль тоже подняла крыло и закрыла лицо.

– Мама, посмотли сюда.

– Что такое?

Ее попытки подражать моим жестам вызвали у меня улыбку. Если бы, как сказала Селлена, мне действительно оставалось жить только один день, то возможность испытывать подобные чувства избавила бы меня от всяких сожалений.

– Ханиэль и мама похози?

– …

Но разговоры о возможном последнем дне на свете – это лишь моя история. А этого прекрасного ребенка, я надеюсь, ждало светлое будущее. Ей даже не обязательно быть главной героиней: пусть просто будет счастлива. Наступит день, когда ее полюбят и в человеческом обличье, и однажды она станет самой любимой юной девушкой в мире.

– Мама, Ханиэль завтла пойдет в сколу?

– Да, тебе нужно идти. Нельзя же отказаться делать что-то только потому, что это сложно. Что мама обещала тебе дать, когда ты получишь грамоту за отличную посещаемость?

– Самую весно-весно класивую ленту в миле!

Отлично!

И в надежде, что хотя бы сегодня малышка будет спать спокойно, в подтверждение надежности своих слов я дала ей мизинец:

– Мама завтра пойдет и отругает учительницу Мэллоу!

⁂

– Послушайте, учитель…

Надувшись, леди Мэллоу повернула голову с суровым выражением на мордочке:

– Что на этот раз привело вас ко мне, герцогиня?

– Что вы имеете в виду, спрашивая, что меня привело? Господи, учитель… Конечно, я пришла, потому что оставила своего ребенка под вашей опекой. Однако мне показалось, что я была слишком небрежна.

Я слишком низко наклонила голову, но что еще мне оставалось делать? Родитель учащегося, который вверил учителю свое дитя, не мог позволить себе лишнего.

– И я также беспокоилась о том, что в прошлый раз вы сильно пострадали.

– Ну, это не то, о чем стоит постоянно вспоминать, но поскольку я ушибла крыло, то без боли в костях не обошлось.

– …

А она обиделась не на шутку! Тут не поможет ни одно лекарство… Леди Мэллоу многозначительно посмотрела на свое согнутое крыло, и я скромно сложила руки вместе. Я-то думала, что буду стоять вот так перед императором. Но ради Ханиэль готова была сделать то же самое перед кем угодно.

– Мне жаль, я не должна была в тот день поступать подобным образом…

– В чем ваша вина, герцогиня? Вы ведь не привели его намеренно.

– …

– Я все поняла, так что теперь вы можете вернуться к себе. У меня еще занятия для старших классов, и…

– О боже, о чем вы говорите? Я же еще