Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

никто, и звать меня никак, непонятно, что случится через пять минут, непонятно, что даже Рэдерик решит на следущий день… вообще ничего не понятно. И местный бардак меня уже очень сильно утомил. И Барна у меня забрали, а без него я паршиво себя чувствую… как лич.

Ох, и положение же…

И тут они заявились сразу все!

Возглавлял шествие весёленький Рэдерик, который выглядел обычнейшей маленькой деточкой, — и одели его, видимо, в его собственный костюмчик, в голубую курточку, рубашку с бантом под воротником и короткие штанишки, просто трогательности ради. В обнимку со щенком — тема для светокарточек, самая выигрышная. Дамы прослезятся. Государыня бы велела такие открытки напечатать: деточка со щенком и с бантиком. И ухмыляющийся Барн был бы на этой открытке совершенно ни к чему, в своей-то прибережской форме, да ещё и с черепом. Но, видимо, насчёт Барна Рэдерик настоял на своём.

Мастерски это делал. По-королевски.

Пришли Норфин и Индар. Закадычные такие приятели — только что не в обнимку вошли. Чуден свет.

Пришла Люнгера в шикарном платье цвета кавойе с мёдом.

Заявились даже несколько любимых генералов Норфина.

И всё-таки я угадал: Нагберт не пришёл.

И ещё кое-что загаданное исполнилось: и без меня нашлось кому трепаться.

Газетёры пытались сделать светокарточки Рэдерика с собачкой. Он остановился в солнечном луче, вокруг плавали солнечные пылинки, Рэдерик выглядел совсем золотым мальчиком. Я подумал, что порядочные карточки всё-таки могут и получиться, если повезёт.

Вэгс толкнул прочувствованную речь: всё, тёмные времена, тяжёлым грузом лежавшие на несчастном Перелесье, наконец-то закончены полной победой света и добра! Вот это дитя, плод первой и последней истинной любви короля Рандольфа — и даже ввернул что-то про тайный брак Рандольфа и Лиссы, что означало бы, будто Рэдерик уже не совсем и бастард. Что Норфин готов присягнуть — и Норфин подтвердил, что готов присягнуть. Что выжившие аристократы, не запятнавшие себя адом, тоже готовы присягнуть — и не запятнавшая себя Люнгера подтвердила, что готова, да. Что союзники непременно примут такое логичное и угодное Небу решение перелесских элит — и все посмотрели на меня, и мне пришлось сказать, что прибережцы-то точно примут, а что до остальных, так пусть об этом рассказывают их послы. Вэгс тут же сообщил радостно, что послы Святой Земли подтвердили и с островитянами, несомненно, договоримся, хотя вот именно в настоящее время они там что-то мутят, но это они просто не поняли.

И всё это в общем звучало таким феерическим и фантасмагорическим бредом, что я только радовался своей фарфоровой маске: всего-то и нужно стараться, чтобы не отваливалась челюсть — а остальное выглядит благообразно.

Они спросили Рэдерика.

Рэдерик улыбнулся, как солнышко, и сказал, что конечно, если мессиры взрослые считают, что всё это правильно.

Тогда какой-то гад из тех, кто не ездил в Синелесье, спросил про Индара. В том смысле, что как же в свите вашего прекраснейшего высочества, дорогой принц, оказался поднятый мертвец с фарфоровым черепом? Мол, послы с побережья — демон с ними, от прибережцев никто ничего доброго не ожидает изначально, но вот этот, данный конкретный?

Рэдерик опять улыбнулся и сказал, что ведь это же прекрасный мессир Индар из дома Сирени, который раньше был в свите его отца, а ещё был другом его отчима, а ещё его спасли прибережцы, как сумели. И что же тут плохого, мэтр? Наоборот же, хорошо!

И уже другой гад-щелкопёр, не менее гадский, спросил, как можно в этом случае говорить о том, что при новом дворе не будет ничего, связанного с адом, если вот же, мессир Индар и адские технологии Прибережья! Мол, совершенно не очевидно, насколько восставшие мертвецы симпатичнее, чем чернокнижники и некроманты.

Мы переглянулись с Индаром. В этот момент я окончательно понял, как в Перелесье всё плохо. Именно в человеческих головах всё плохо — и отсюда уже вытекает всё остальное. Потому что сначала Рандольф пачкал людям мозги адскими кознями ведьм с побережья, потом Норфин добавил жару адскими кознями самого Рандольфа, вернувшиеся домой фронтовики ещё прибавили градус — и теперь настроения в обществе такие, что в Перелесье даже деревянную ногу калеки запросто объявят адскими технологиями, если на деревяшке будет нацарапана какая-нибудь защитная розочка, например.

И какая безумная получается история! Вся эта кодла, во главе с Нагбертом, решила дружно делать вид, что к аду больше никто никакого отношения не имеет. Чернокнижие, некромантия, демонология и прочие интересные отрасли знания просто закрываются на семь замков от всех непосвящённых. С лязгом. Начинается сплошное благорастворение воздухов.

И весь наличный ад — это мы с Индаром. Потому что наши фарфоровые мордовороты совершенно невозможно объявить настоящими живыми человеческими лицами.

И это немедленно подтвердила Люнгера:

— Но мессиры прибережцы вскоре вернутся домой, — сказала она ласково. — И мессир Индар, мы полагаем, отправится на побережье со своими новыми друзьями. А пока — это заминка, вызванная тяжёлым временем перехода… прибережцы не решились рисковать живыми дипломатами… их тоже можно понять, мэтры корреспонденты.

Умница Рэдерик ничего не сказал. Он вообще вёл себя очень осторожно. Промолчал. Но я уверен: выводы сделал.

В этот момент вошёл Тарл и сообщил и Норфину, и присутствующим:

— Сию минуту, мессиры, мы получили телеграмму от Святейшего Отца нашего, Иерарха Святоземельского. Он заочно благословляет его высочество — и прибудет на коронацию в день святого Эгеля с мечом.

Щелкопёры устроили умеренное народное ликование, Норфин возликовал неумеренно, Вэгсу просто хотелось хлопать в ладоши в восторге, Люнгера ослепительно, но искусственно улыбнулась. Фронтовики посмотрели на маршала — и изобразили ухмылки, как старший по званию.

Все кинулись наперебой поздравлять Рэдерика, короля уже через неделю. Рэдерик застенчиво улыбался и благодарил, испуганный щенок прижался к нему всем телом. А я думал, что Нагберт крутанул какую-то лихую аферу вместе со святоземельцами, раз Иерарх вдруг так заспешил. Норфин вытер скупую слезу. Ликстон взглянул на меня с обожанием: матерьялец и впрямь — бомба.

А газетёры щёлкали светописцами, запечатлевали для потомков будущего короля, который только что узнал, что всё, его точно коронуют. Похоже, у них даже вопросы отпали: ну что уж, и так есть сенсация. Замучили бы Рэдерика, заставляя его позировать. Но внезапно вступился Барн:

— Мессиры, — сказал он возмущённо, — нельзя же так! Ишь, накинулись на его высочество, как саранча! Дайте опомниться-то человеку, он, небось, как и вы, тоже первый раз про это слышит! Это же дело такое — корона! Не башмак нацепить. Это обдумать надо.

— А ты-то кто? — немедленно выдал газетёр из «ненаших».

— Это Барн из дома