Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

Цветущих Яблонь, — звонко и чётко сказал Рэдерик. — Мой друг. И камергер, если его государыня разрешит. И вы, мэтр, не должны говорить ему «ты», это неучтиво.

Вот так.

Король.

Я не знаю, как Рэдерик это делал. Я ещё знать не знал, что он за птица, но… ощущалось… И сейчас, мне кажется, все присутствующие почувствовали: тут у нас король, а не милая деточка, которую уцелевшие элиты где-то добыли, чтобы попытаться привести в порядок обстановку в стране.

— Простите, мессир Барн, — смущённо сказал газетёр. И поклонился.

Люнгеру всё это не обрадовало ни на миг, но и она почувствовала. Поэтому даже не попыталась возразить. А Норфин взглянул на Рэдерика с восторгом.

— Вы, мэтры, хотели ещё что-то спросить? — сказал Рэдерик.

Король милостив и любезен.

А эти бойко пишущие крыски как-то замялись. Им, наверное, хотелось. Но сейчас Рэдерик на них смотрел, больше не пытаясь что-то скрыть, своим странным взглядом человека намного старше, очень неглупого и вовсе не пушистой лапочки… и как-то у щелкопёров поубавилось прыти.

— Пойдём тогда, ваше высочество, — сказал Барн. — Пусть их, пусть они вон с мессиром маршалом и с их светлостью тогда разговаривают.

— Да, — сказал Рэдерик. — Спасибо, что пришли, мэтры газетёры. Я надеюсь, у нас с вами всё получится хорошо. Я не могу обещать, потому что очень много всего может случиться… но я тоже надеюсь.

Как газетёры на него смотрели — надо видеть.

Я подумал, что слова его они, быть может, и процитируют в своих репортажах, а вот что они сами при этом чувствовали и думали — это уж нет. Хотя бы потому, что очень трудно правильно определить это чувство.

Но оно очень сильное.

Ну вот: принц собирается забрать моего Барна совсем. И Барн никуда не денется, и государыня, я уверен, не будет спорить — и я-то что могу сказать! Моего мнения не этот счёт никто и не спрашивал.

И тут же, как нарочно, Рэдерик моё мнение спросил.

— Мессир Клай, — сказал он, — мессир Индар, скажите, мессиры: вы ещё останетесь разговаривать или будете меня сопровождать? Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь из вас со мной пошёл.

Мы переглянулись.

— Иди, — почти подумал, а не сказал Индар. — Трепаться буду я.

Я ему кивнул и сказал Рэдерику:

— Я буду вас сопровождать, прекраснейший мессир.

Рэдерик чуть улыбнулся:

— Спасибо. Вы мне всегда очень сильно помогали, мессир Клай.

И мы очень торжественно, под вспышки светописцев, покинули зал. Втроём. Потому что больше Рэдерик никого с собой не звал. Вот так просто.

Мы ушли в апартаменты принца — и только там смогли разговаривать, потому что ощущение ушей, торчащих из каждой щели, очень сильно раздражало. Проклятущая Резиденция Владык вся внутри была источена какими-то тайными ходами и устройствами для подслушивания, как старая лодка — жучком. Отвратительное место.

Будь я владыкой — выстроил бы себе новую резиденцию, и гори всё синим огнём.

А Рэдерик поставил щенка на пол, но щенок тут же начал скрести его лапой по ботинку. Бери, мол, мне хочется на ручки.

— Дружочек, — сказал Рэдерик, — ты немножко погоди, я устал. Ты тяжёлый.

— А-ауф! — печально сказал Дружок.

Рэдерик вздохнул и поднял его снова. Усадил рядом с собой в кресло: маленький щенок и худенький мальчишка отлично уместились вдвоём.

— И на трон посадишь рядом, ваше высочество? — ухмыльнулся Барн.

Рэдерик улыбнулся в ответ:

— А вот было бы смешно, да, Барн? Вот бы они все побегали… — и стал серьёзным. Даже печальным. — Мессир Клай, — сказал он, глядя на меня, — вы на меня сердитесь?

Глаза тёмные, взгляд — насквозь.

— Нет, — сказал я. — Огорчён, но не сержусь, ваше высочество.

Рэдерик выдохнул.

— Это очень хорошо, — сказал он. — Спасибо вам. Понимаете, мне вообще просто некому… не с кем… Только с вами и с мессиром Индаром. А Барн — он очень, очень, очень нужен… Барн, прости меня, я понимаю, что я работать тебе мешаю… но мне правда надо. Знаешь, я когда тебя увидел — понял… вместе с тобой и с мессиром Клаем у нас, может, всё правильно получится. А если нет — меня убьют.

— Проехали, — сказал я. — Теперь вы станете королём.

Рэдерик покачал головой:

— Будто это им помешает…

— Островитянам, что ли? — спросил я. — Да мы их близко не пустим. Пусть выражают уверения в почтении в письменной форме…

— Островитянам? — удивился Рэдерик. — А, да… нет, они же простецы… Мессир Нагберт, леди Люнгера… Может, Иерарх, но тут я не знаю.

— Зачем Нагберту вас убивать, если он станет регентом? — удивился я.

— Не знаю, — сказал Рэдерик грустно. — Просто я так чувствую. Мне очень… плохо… страшно, когда он рядом. Почти больно.

— С чутьём спорить грех, — сказал Барн.

— Поэтому не уходи, — сказал Рэдерик.

И Барн так на него взглянул, что я понял ясно: никуда он не денется.

Потом мы ждали, когда вернётся Индар. Вернее, я ждал: мне нужно было страшно много всего с ним обсудить. Вся шайка, включая Норфина, его головорезов, Люнгеру и Вэгса, видимо, тоже болтала с газетёрами, нас никто не трогал. Блаженные минуты отдыха.

Барн и Рэдерик взялись обучать щенка его собственной кличке. Подманивали его кусочками подсоленного хлеба: «Дружок, Дружок!» Хлеб не слишком интересовал сытого кутёнка, но к Рэдерику он бежал радостно и охотно — и заваливался на паркет, неправильно и некультурно для будущей серьёзной собаки подставляя голое розовое пузо для поглаживаний и почёсываний.

— Эк он быстро с тобой сдружился, ваше высочество, — говорил Барн. — Другого щенка от мамки возьмёшь, так он долгонько скучает, плачет. Они ведь тоже понимают, хоть и собаки, что от родной души их забрали.

— Бедный Дружок, — очень ласково говорил Рэдерик, гладя собачий живот. — Грустно тебе, да? Мы потом сходим к твоей маме на псарню, вот и будет веселее…

А щенок лизался и изо всех силёнок крутил хвостом: Рэдерик ему страшно нравился, нравился до полного восторга. Глядя, как принц играет с собачкой, я легко мог себе представить, как к нему выходили мыши. Каким-то образом он грел зверей, грел, привечал…

С людьми у него так не выходило.

Какая-то очень особенная степень благости, если это она.

Я сидел в глубоком кресле у окна. Весёлые голоса и тявканье щенка меня успокаивали, казалось, что всё в порядке, тепло, безопасно… и, кажется, сказывалось то, что я уже много ночей спал урывками: глаза закрывались сами собой.

И сознание уплывало в сон, стоило опустить веки. Расслабился.

— Мессир Клай хочет поспать, он устал, — заметил принц. — Пойдём в другие покои, мы ему мешаем.

— Нет, — сказал я, встряхиваясь. — Оставайтесь,