Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

ней Апаракама (Желанный второй сын), один из младших сыновей предыдущего шахиншаха Дарайвуша Второго и брат нынешнего Артахшасса (Владеющий империей). Как мне рассказали, он поддержал старшего брата против самого младшего Куруша, который решил стать правителем и привел в свою страну армию греков. Правда, к генеральному сражению, в котором мятежник погиб, Апаракама опоздал. Наверное, надеялся, что оба претендента на престол погибнут, и тогда сам дорвется до власти. Его действия оценили по достоинству, оставив руководить бедненькой сатрапией на краю Хшассы. Город обнесен каменной стеной высотой метров восемь с одиннадцатиметровыми прямоугольными башнями с деревянными плоскими крышами над верхней площадкой. Недавно их подновляли. Может быть, во время мятежа Куруша Младшего. Ров шириной метров десять, который наполняет река Авана, протекающая вдоль северной стены.

Мы прибыли на постоялый двор в южном предместье. Места для животных в нем под навесом из тростника на высоких деревянных опорах, чтобы верблюды могли держать голову гордо. В остальном ничем не отличается от других, такие же кельи по периметру, большие для товаров и маленькие для людей. Хозяин, пожилой финикиец, одетый скромненько, от раба едва отличается, с радостью предоставил кров мне, Буцефалу и шести одногорбым верблюдам за полшиглу в день с кормежкой для всех. Купец Натан во время перехода уведомил охранников, что по приходу расстаемся. На обратный путь наберет других, более дешевых.

Договорившись с хозяином постоялого двора, я подошел к купцу, чтобы получить расчет. Он руководил разгрузкой мулов рабами. Рядом стояли три других охранника, тоже пожелавшие получить заработанное.

— У меня сейчас нет денег. Расплачусь, когда продам товар. Клянусь Мардуком! — заверял их Натан.

— Поклянись Иеговой, — предложил я.

— Какая разница⁈ — попытался он включить дурака.

— Клянись Иеговой! — потребовали охранники.

— Хорошо, клянусь, — неохотно произнес купец.

— Делаем, — приказал я охранникам.

Зная, с кем имею дело, подговорил их во время перехода получить деньги проверенным одесским способом. Они колебались сперва, но я добавил пункт о клятве Иеговой, после чего согласились. С клятвопреступниками сейчас не церемонятся. Натана, взяв за руки и ноги, подняли вниз головой и потрясли. Из-за пазухи на утрамбованную, серовато-коричневую землю постоялого двора шлепнулся, звякнув монетами, потертый коричневый кожаный кошель. Внутри были золотые дарики и серебряные шиглу.

— А ты клялся богом Иеговой, что денег нет, — напомнил я, поднимая кошель.

— Это не мои! — жалобно крикнул он.

— Если не твои, тогда мы их забираем, — насмешливо произнес я.

— Они не совсем не мои! — возразил иудей.

— Так они твои или нет? — продолжил я стебаться под хохот других охранников, купцов и погонщиков, которые окружили нас, наблюдая забавное зрелище.

— Они не только мои, — выдал Натан уже не очень уверенно.

— Значит, твои, — сделал я вывод и произвел расчеты: — Мне положено за тридцать два дня. По три с половиной шиглу в неделю это шестнадцать. Второму конному охраннику по пять в неделю за тридцать дней положено двадцать один с половиной и двум пешим по три в неделю выйдет по пятнадцать. Всего с тебя шестьдесят семь с половиной или три дарика и семь с половиной шиглу.

— Нет, меньше! — возмутился иудей, лицо которого сильно покраснело от прилива крови.

Охранники тряхнули его, чтобы помалкивал.

— Я лучше тебя умею считать, — возразил ему, после чего забрал из потертого кожаного кошеля три золотые монеты и восемь серебряных, показал их собравшимся зевакам, чтобы нас потом не обвинили, что взяли не свое. — Полшиклу вернем, когда разменяем.

Охранники перевернули Натана, поставив ногами на землю, но он сразу осел на задницу. Я кинул ему на натянутый между коленями подол грязной туники кожаный кошель, в котором еще осталось с десяток монет, золотых и серебряных. Схватив и спрятав его за пазуху, иудей вытер грязной тыльной стороной левой ладони слезы на щеках, испачкав их пылью, из-за чего стал выглядеть еще смешнее.

— Молодцы, парни! Только так с ним и надо поступать, иначе не увидишь своих денег! — похвалили нас другие охранники, как догадываюсь, ставшие в свое время жертвами хитрозадого иудея.

За ужином во дворе за четырьмя длинными столами, за которыми сидели те, кто остался на этом постоялом дворе, руководитель каравана Куруш предложил мне занять место рядом с ним. Ели мы баранину, тушеную с нутом, запивая кисловатым виноградным вином. Возле Дамаска сейчас много виноградников, и вино делают вполне приличное.

— Через четыре дня я пойду обратно. Могу взять тебя охранником, если коня купишь получше. Ты воюешь хорошо. Буду платить по шиглу в день, — предложил Куруш и добавил усмехнувшись: — И без задержек!

Чтобы не сильно огорчить его, я сказал:

— Предложение хорошее, но мне надо побывать дома, рассказать, что все погибли, повидаться со своими. Если устраиваться к тебе, то надо и семью перевозить.

— Я не требую вот прямо сейчас. Если надумаешь, приезжай сюда, дождись меня. Я буду здесь через два месяца после первого дня месяца фарвардин, а потом еще два раза через каждые четыре, — сообщил он.

С месяца фарвардин начинается год у нынешних персов, а его первый день — это весеннее равноденствие. Все месяцы у них по тридцать дней. После окончания двенадцатого по названию сфанда вставляют пять дней, которые называются «благой пятеркой». В эти дни, по верованию зороастрийцев, фраваши (души) умерших спускаются с небес проведать живых родственников. Представил такую встречу — и вздрогнул.

Глава 8

Базар в Дамаске настоящий восточный. Продают всё, что душе угодно. Рекламируют и торгуются с южным темпераментом. Крик стоит, будто произошло что-то невероятное. Эмоции хлещут отовсюду в непомерных количествах. Если бы они превращались в капли воды, то весь Левант затопило бы.

Я стою с шестью одногорбыми верблюдами на самом краю, рядом с продавцами такого же товара. По соседству реализуют других вьючных животных. Продавцов больше, чем покупателей, поэтому у нас намного тише. Прошло уже часа два. Ко мне подошли по очереди три иудея, спросили цену. Я каждому называл восемь дариков, хотя, как мне сказали, одногорбых верблюдов вместе с седлом и попоной продают здесь за десять. Первый предложил шесть, второй — пять с половиной, третий — ровно пять. Одинаковый шаг в сбавлении цены навел меня на мысль, что действуют сообща. Теперь должен появиться четвертый и предложить пять и после торга забрать за пять с половиной. Или узнаю какой-нибудь новый способ