Дневник времён заразы - Яцек Пекара

Он еще и махнул рукой, чтобы подчеркнуть, как сильно отец его разочаровал, а затем продолжил:

— Однако я убедил старика, что все это сказки. Что вся эта эпидемия — заговор. — Он вперил в сидевшего напротив товарища внезапно обострившийся взгляд, а потом даже подозрительно огляделся по сторонам. — Чтобы завладеть нашими умами.

Я подумал, что ему-то как раз не стоит опасаться подобного завладения, ибо, как говорят: «У кого дом пуст, тот вора не боится».

— И как твой отец сейчас себя чувствует? — спросил второй горожанин.

Первый покачал головой.

— В общем-то, неплохо. Но поскольку он много ходил по знакомым, то и устал немного. Так что теперь лежит себе и отдыхает.

— Ага, — буркнул третий из компаньонов. — Семь дней лежал дома и кашлял, а теперь…

Первый бросил на него злой взгляд.

— Сухо на дворе, вот старик и кашлял, — прервал он его. — А лежит потому, что устал. А никакой заразы нет! — Он стукнул кулаком о кулак. — Мы еще с ним на твоих похоронах спляшем, вот увидишь…

— Когда я вчера у тебя был, твой отец лежал на спине с разинутой пастью и не шевелился. А когда я споткнулся и облил его пивом, он даже пальцем не пошевелил, — фыркнул его товарищ.

— Старик любит так себе, спокойно покемарить, — обиженным тоном буркнул первый. — А сон у него крепкий, потому что здоровый.

— С выпученными глазами и языком наружу? — допытывался компаньон, но тон его голоса указывал на то, что он не надеется переубедить упрямца.

Поэтому он повернулся к тому из горожан, который до сих пор лишь прислушивался к их разговору.

— Знаешь, вчера он сам пальцами запихивал отцу обратно в пасть вывалившийся язык, думал, я не вижу?

— Эка невидаль! Великое мне дело! — воскликнул первый и презрительно пожал плечами. — Старым людям надо помогать, вот и все…

Я подумал, что поведение этого человека в некотором роде достойно восхищения. Это отрицание реальности и вытеснение из сознания всяческих фактов и доказательств, которые противоречили его теории, несло в себе нечто прямо-таки впечатляющее. Я верил, что, будь у этого мужчины мертвый попугай, он прибивал бы его гвоздями к жердочке, дабы перед всеми создавать впечатление, будто птица просто спокойно сидит. Я был также убежден, что человек сей настолько упорно игнорировал окружавший его реальный мир, что, если бы на наших улицах высились горы трупов, скошенных эпидемией, он либо притворялся бы, что не видит этих гор, либо находил бы всевозможные, порой вычурные, а порой и гротескные объяснения, дабы оправдать присутствие тел. Я подозревал, что подобные люди будут существовать всегда, покуда стоит мир и существует человечество, а доказанная глупость предшественников ни в чем не убедит их последователей. И вопреки доказательствам они останутся дураками, верящими не в факты, а в собственное воображение. А вера их будет тем крепче, чем больше они найдут вокруг себя подобных кретинов, с которыми смогут делиться кретинизмом и восторгаться в этом своем кретинском кругу тем, что они единственные, кто заглянул за завесу заговоров и узрел за нею правду. И потому они будут чувствовать себя лучше и избраннее других, не понимая, что являются всего лишь жалкими и ограниченными идиотами.

— Говоришь, это заговор и неправда, — заговорил второй горожанин. — А скажи-ка: видал ли ты когда-нибудь, еще до кашлюхи, чтобы на кладбища выезжали возы, полные трупов?

— Сразу уж и возы, — язвительно бросил его товарищ и пожал плечами. — Что-то я вроде и видел, но всего-то один воз, не особо большой и даже не доверху груженный.

— Ну хорошо, пусть будет по-твоему… Но видел ли ты прежде такое?

— А почем знать, как они погибли?

— Да как же это? Ты ведь сам говоришь, что видел. Воз с трупами. А я их видел уже больше, чем хотел бы когда-либо увидеть.

— А ты проверил, точно ли это были покойники? — Первый из горожан покраснел и наклонился над столом. — Бьюсь об заклад, не проверил! Может, они только притворялись, чтобы всех нас напугать.

— Те, кого я видел, были мертвы, как ощипанные куры!

Его компаньон презрительно фыркнул и резко пожал плечами.

— Я-то не знаю. Знаю только, что не дам себя никому обмануть никакой кашлюхой. — Он поднял палец. — Я слишком старый лис, чтобы кто попало дурачил меня такими простецкими фокусами!

Баум посмотрел на меня и вздохнул.

— Вы видели? Слышали? — спросил он приглушенным голосом. — Столько дней уже длится кашлюха, столько людей ею заболело и столько смертных жертв она унесла, а от таких, как этот… — он сделал незаметное движение подбородком, — просто кишмя кишит.

— С «кишмя кишит» я бы все же не преувеличивал, — возразил я. — Просто такие, как он, громки и наглы. Впрочем, видите ли, типичная черта глупости в том, что она бросается в глаза легче, чем мудрость, ее куда лучше видно и куда легче запомнить.

— О, это уж точно, — согласился со мной Баум.

— Другое дело, что многие используют эту болезнь и людской страх в своих гнусных целях, — добавил я. — А из-за этого в простых умах может зародиться подозрение, что они не только наживаются на заразе, но и вовсе ее выдумали. Что уже, разумеется, является явным вздором и неправдой.

Аптекарь ревностно закивал головой.

— Как человек науки… — его щеки слегка покраснели, когда он произносил слова «человек науки», — я сам прекрасно знаю, как легко изречь самую что ни на есть несусветную чушь, и как, в свою очередь, трудно доказать, что это именно чушь.

На этот раз кивнул я.

— Святая правда, — согласился я с ним.

Мы стукнулись кружками и осушили их до дна, а затем немного поболтали об одной очаровательной девушке из «Римской Басни», которую мы оба имели возможность узнать весьма основательно и глубоко. Мы обменялись замечаниями касательно ее способностей и единодушно пришли к выводу, что девушку ждет блестящее будущее. Лишь бы ей удалось сохранить свежесть и красоту, что в ее ремесле было совсем не так-то просто.

— А может, найдет себе какого-нибудь богатого мужа? — сказал Баум, который, по-видимому, был настолько доволен девушкой, что желал ей добра.

— Может, и найдет. — Я кивнул. — Но уж точно не в Вейльбурге. Ведь ни один порядочный горожанин не женится на шлюхе, которую на все лады пользовали его приятели. Он станет посмешищем.

Аптекарь кивнул и вздохнул.

— Но если она заработает немного денег и приедет в Кобленц или Энгельштадт, представится там вдовой или сиротой и будет вести