Дневник времён заразы - Яцек Пекара

* * *

И с этой, в общем-то, приятной мыслью я распрощался со всеми, покинул зал суда и вышел из ратуши. Я направился к дому моей очаровательной вдовушки, которая, как всегда, была весела и резва, словно игривая козочка. Там я и уснул (разумеется, не сразу и не без предварительных приключений), не тревожась ни об архидьяконе Касси, ни о допросе. Спал я спокойно, ибо знал, что ни одного из моих соратников-инквизиторов не окажется ни в обители Святого Официума, ни в любом другом месте, где их могли бы найти посланники архидьякона. А мог ли архидьякон обмануть меня и провести допрос за моей спиной? Разумеется, мог. Однако, как я уже говорил, показания, полученные таким путем, было бы легко оспорить, тем более что, когда обстановка успокоилась бы и мир вернулся на круги своя, вся мощь Святого Официума встала бы на защиту обвиняемого Цолля. А это, в свою очередь, весьма затруднило бы епископу достижение выгодных для него решений по многим другим, занимавшим его делам. Я был уверен, что посланник Его Высокопреосвященства, полагая, что времени у него предостаточно, будет пытаться заманить меня в ловушку, дабы я, как представитель Инквизиции, узаконил беззаконные процессы, им затеянные. И проблема заключалась в том, что, если я хотел хоть как-то контролировать ход допросов, мне приходилось мириться с той реальностью, в которую меня поставили. Ибо можно, конечно, вообразить, что я бы гордо отказался от какого-либо участия в процессуальных авантюрах епископа и архидьякона. Но тогда бы они быстро повели дела именно в том направлении, в каком им было угодно. Разумеется, результаты их действий впоследствии были бы оспорены и стали бы предметом судебных тяжб, но здесь и сейчас городу и его магистрату был бы нанесен огромный и вполне реальный ущерб. Цель моего участия в процессе была лишь одна: затянуть все события настолько, чтобы с города сняли блокаду, а инквизиторы явились сюда в такой силе и с таким официальным весом, что епископу и его людям пришлось бы собрать свои манатки.

В тот день, однако, я лишь недолго размышлял о делах города Вейльбурга и его (а в сущности, нашей) войны с архидьяконом, ибо вместо мыслей о ратных подвигах, будь то в духе Аякса или Одиссея, меня всецело поглотили схватки под покровительством Амура, которые, к счастью, хоть и были утомительны, но все же куда приятнее и безопаснее, чем война под крылами Ареса. Хотя в один момент стало несколько небезопасно, когда моя любовница, вспотевшая и запыхавшаяся после любовной борьбы, прижалась ко мне чуть крепче и произнесла сладким голоском:

— Право слово, Мордимер, не понимаю, почему ты ко мне не переедешь. Мы могли бы проводить вместе больше времени… — она заглянула мне в глаза. — И я бы делала для тебя все, что бы ты только ни пожелал…

Я сжал ее руки.

— Ничего бы я не желал сильнее, чем быть как можно чаще рядом с тобой, — горячо заверил я ее. — Но подумай обо всех моих инквизиторских обязанностях. Когда я у тебя в гостях, я забочусь лишь о тебе и только тебе могу посвятить каждую минуту. Но если я стану твоим домочадцем, мне придется, волей-неволей, постоянно заниматься и делами Инквизиции. — Я покачал головой. — А для тебя это было бы утомительно, досадно и неприятно, — добавил я. — Так что, поверь, решение о том, чтобы нам жить порознь, я принимаю лишь потому, что желаю тебе только самого лучшего…

Она уткнулась мне в плечо.

— Ох, ты такой милый, раз беспокоишься о моем удобстве, — прошептала она. — Но ты подумай об этом, хорошо? Я смогу вытерпеть разные неудобства, лишь бы быть с тобой каждый день…

Я торжественно пообещал ей, что обдумаю наилучшее решение, и в этот миг до меня дошло, что, увы, Людвиг был прав: моя прелестная вдовушка явно хотела сменить статус любовницы на официальную сожительницу, а там, полагаю, и на жену. Я понял, что близится час, когда мне придется изобрести весьма убедительные доводы в пользу того, почему я должен оставаться холостяком, но при этом не лишиться тех благ, что дарило мне ее очаровательное общество. Пока в Вейльбурге свирепствовала кашлюха, а город был на карантине, меня спасал довод о чрезвычайной ситуации и связанных с ней столь же чрезвычайных обязанностях. Но когда кашлюха и блокада исчезнут, архидьякон уберется из города, в который вернутся инквизиторы, мне, вероятно, станет несколько труднее лавировать так, чтобы и настоять на своем, и в то же время не оттолкнуть от себя создание, способное доставить мне столько радости.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ИСЧЕЗАЮЩИЕ СВИДЕТЕЛИ

Я знал, как связаться с представителем тонгов, и, хотя мне не улыбалась мысль о том, что на сей раз это я нуждаюсь в их помощи, а не наоборот, всё же пришлось попытаться с ними договориться. Встречу я назначил в церкви Гнева Господня — не столько из-за святости места, сколько из-за того, что в вейльбургский зной храмы были не только убежищем для молитвы, но и приносили облегчение головам, измученным жарой. А моя голова была измучена до такой степени, что мне даже думать не хотелось о том, как я несчастен, вынужденный выходить на раскалённые улицы, где за несколько мгновений человек обливался потом, а одежда липла к телу. В такие минуты я мечтал лишь о том, чтобы когда-нибудь поплескаться в ледяных альпийских озёрах, глядя на возвышающиеся вокруг заснеженные вершины. Но пока до Альп мне было далеко, а единственное, что я мог сделать в резиденции Инквизиториума, — это охладиться в лохани с колодезной водой или, когда на это не было времени, просто ополоснуться холодной водой из ведра. Тому, кто имел несчастье жить в пекле, мне, вероятно, не пришлось бы объяснять, что такой способ, хоть и весьма приятный, помогал лишь на краткий миг.

Как бы то ни было, внутри церкви было значительно прохладнее, чем на улице, а во время разговора с представителем тонгов я предпочитал, чтобы мой разум не был затуманен жаром. Он явился точно в срок, и это был тот же самый, уже знакомый мне мужчина.

— Приветствую вас, мастер Маддердин. Позволю себе признаться, что в том, что мы снова встречаемся в церкви, я вижу прямо-таки символ нашей превосходной дружбы.

«Боже мой, — подумал я, — если наше знакомство и дальше пойдёт в том же духе, мы скоро будем вместе распевать песни в винном погребке, познакомим друг друга с семьями, а меня пригласят стать крёстным