Дневник времён заразы - Яцек Пекара

Хайдер не был одинок в подобных суждениях. Внутри Церкви на протяжении веков, пожалуй, с самого зарождения христианства, раздавались голоса, призывающие поступить с памятью о языческих традициях так же, как римляне поступили с Карфагеном: разрушить, распахать и посыпать солью. Но как-то это никогда не удавалось, хотя бывали годы и места, когда с памятниками античности обходились весьма сурово.

Мы вошли во дворцовый двор, в самом центре которого почетное место занимал большой мраморный фонтан, изображавший стоявшего на постаменте Аполлона в окружении сидящих Муз. Аполлон спокойно и с задумчивым выражением лица играл на лире, тогда как Музы по неведомой причине отворачивались от него, а из их протянутых рук струйки воды били в чашу фонтана. Выглядело это так, будто девицы открыли для себя новый и столь увлекательный способ времяпрепровождения, что им было совершенно наплевать на своего бога и его музыкальные экзерсисы.

Прямо перед широкой лестницей, ведущей к дверям дворца, нас приветствовал богато одетый придворный. Я узнал в нем одного из знатных компаньонов Касси. Мужчина учтивым жестом снял шляпу, и, видя это, я и мои спутники сделали то же самое.

— Да будет прославлен Иисус Христос, — приветствовал он нас торжественным тоном.

— Во веки веков, аминь, — столь же торжественно ответил я.

Голова спутника архидьякона напоминала полную луну, водруженную на человеческие плечи. Вот только вместо сияния у нее на макушке был линялый хохолок в форме тонзуры. Выглядел этот придворный забавно и даже гротескно, но, судя по донесениям Святого Официума, он был отменным фехтовальщиком. А поскольку в Италии любили поединки с мечом в одной руке и кинжалом в другой, то, должно быть, это был еще и человек весьма отважный.

— Меня зовут граф Джованни Скальца, и от имени отца архидьякона я хотел бы сердечно приветствовать вас, господа инквизиторы. Мы премного благодарны, что вы соизволили принять приглашение, — произнес он. — Прошу, следуйте за мной.

— Не нравится мне эта учтивость, — прошептал Людвиг тихонько, почти не шевеля губами.

Правда, учтивость, проявляемая врагом, всегда тревожит, особенно когда прекрасно знаешь, что проистекает она не из рыцарского благородства, а лишь из коварного умысла. Но заметьте также, мои любезные, что нет более честного подхода к переговорам, чем тот, когда оба переговорщика пытаются обмануть друг друга и оба прекрасно осведомлены о намерениях противника.

— А оттого, что сам господин граф встречал нас на пороге, я прямо-таки зарделся от умиления, — так же тихо, как до этого Людвиг, на сей раз отозвался Генрих.

Мы могли насмехаться или шутить, но я был уверен, что мои спутники, как и я, внимательно и тщательно наблюдают за всем вокруг. Не то чтобы у меня были какие-либо иллюзии, будто это нам чем-то поможет, если дойдет до худшего. Герой, побеждающий толпы противников, — это выдумка рыцарских романов. В действительности у легковооруженного человека нет никаких шансов в схватке с ордой врагов. Если он будет сражаться в чистом поле, его окружат и изрубят. Если зажмется в угол, на него накинут сеть или придавят мебелью. Если бросится бежать, его застрелят из лука, арбалета, закидают ножами или спустят собак. Даже кажущийся бессмертным Ахилл перестал кичиться своей неуязвимостью, когда получил удар в пятку.

Разумеется, если дойдет до драки, мы не отдадим свои шкуры даром, но никто из нас не рассчитывал сохранить жизнь, если враг очень захочет ее у нас отнять. Поэтому единственное, на что мы могли надеяться, — это на благоразумие Касси. И пусть он был сыном епископа и ватиканским архидьяконом, но, видите ли, мои любезные: Инквизиция просуществовала полторы тысячи лет не потому, что мы легко прощаем, когда убивают наших товарищей. Крот, птица и рыба — символы Святого Официума, что означает: от карающей длани инквизиторов не укрыться ни под землей, ни в воздухе, ни под водой. Святая Инквизиция настигнет своих обидчиков хоть на краю света и постарается не просто предать их смерти, но и сделать жестокость этой самой смерти общеизвестным, устрашающим примером. Вот так мы и утешали себя, идя на завтрак к архидьякону.

* * *

Если вы вообразили себе, милые мои, что завтрак у Касси будет напоминать римский пир, где вино будет литься рекой, а прекрасные невольницы — подавать нам яства на своих обнаженных грудях, то ничего из этого не было. Прислуживали исключительно мужчины, одетые с ног до головы в черное и вышколенные так, чтобы передвигаться почти бесшумно, но всегда оказываться рядом, когда в них возникала нужда. Завтрак подали вкусный и обильный, но не было на нем ни паштета из соловьиных язычков, ни жемчужин, растворенных в вине. Нравы, царившие при дворе Касси, уж точно нельзя было бы раскритиковать словами Сенеки: vomunt ut edant, edunt ut vomant. Сам Касси оказался хозяином гостеприимным и учтивым, охотно занимавшим нас за трапезой легкой, ни к чему не обязывающей беседой. Затем архидьякон представил нам выданные в Ватикане документы и попросил о сотрудничестве, целью которого, как он выразился, было «преследование колдунов, ведьм и демонологов и отправка их в преисподнюю, где им и место». Я же, в свою очередь, с величайшей учтивостью проинформировал Касси, что Святая Канцелярия не признает такого рода бумаг, и если бы я каким-либо образом вздумал их уважить, то поступил бы вопреки закону. Кроме того, я заверил Касси, что являюсь всего лишь рядовым инквизитором, почти не имеющим никаких прерогатив и абсолютно никаких полномочий от начальства, а в связи с этим сердечно советую ему дождаться, пока в Вейльбург вернутся мои вышестоящие, и уж если они дадут согласие, то не найдется человека, более склонного к помощи, чем я. Архидьякон с прискорбием заметил, что, к несчастью, город находится в блокаде, и он не может ждать со следствием полгода, или год, или даже дольше, пока эту блокаду снимут.

Разумеется, все это было лишь пустыми разговорами. Никто даже в самых смелых предположениях не ожидал, что закрытие города может продлиться многие месяцы. Это был лишь вопрос времени, когда Святая Канцелярия восстановит порядок на этих землях и прогонит солдат князя-епископа. Но Касси ведь прекрасно об этом знал, и я все равно был удивлен, что он потратил впустую несколько дней, вместо того чтобы немедленно по прибытии начать как можно более широкое расследование. В конце концов, это ему было дорого время, ибо если горожане выдержат первую атаку, то с каждым днем будут становиться все смелее и с каждым днем со все большей надеждой будут ожидать помощи извне.

Архидьякон любезно предложил