Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

Несмотря на разгар весенних работ в имениях или именно поэтому, я решил лично отвезти первую партию груза и воинов в осажденный Лилибейон. Среди них был и мой старший сын Ганнон, решивший присоединиться к гарнизону. У меня таких намерений сперва не было. Хотел посмотреть, что там происходит, как сейчас воюют, оценить боевой потенциал и дух противоборствующих сторон.

Добрались до Лилибейона в начале ночи, благодаря костру на вершине каменной башни, недавно построенной на берегу моря и являвшейся частью новой городской стены, которая вторая со стороны суши и выше на два метра. Встали на якорь на рейде и сразу начали переправлять в крепость пополнение. Парням не терпелось сразиться, хотя штурм в ближайшее время не предвиделся. Сиракузцы, оставив под стенами Лилибейона небольшой отряд, охранение и саперов, сооружавших осадные башни, грабили окрестности. Надеялись взять измором, не учтя, что у карфагенян есть не только галеры, но и «круглые» суда, так сказать, всесезонные.

Утром начали переправлять на берег привезенное снабжение: продукты питания, оружие, доспехи. Только стрел, связанных пучками по шестьдесят, привезли несколько тысяч. Я первой грузовой галерой переправился на берег, прошелся по Лилибейону. Меня многие узнавали, здоровались. Обменивался с ними дежурными фразами. Что мне понравилось, настроение у всех боевое. Может быть, появление шхуны поспособствовало этому. Горожане поняли, что их не бросят на расправу, что будет поступать помощь, как воинами, так и снабжением. В Карфаген суда будут увозить женщин и детей, чтобы снизить моральную и материальную нагрузку на гарнизон.

На сторожевом ходе внешней, первой стены стояли караульные и время от времени показывали неприличные жесты и кричали обидные слова в адрес осаждавших. Это лучший показатель боевого духа. Если позволяют себе такое, значит, уверены в победе. В противном случае лишний раз злить не будут. Враги отвечали редко. Не до того им. В нескольких местах сиракузцы засыпали ров. Теперь сколачивают башни и тараны с двухскатными крышами. Работы осталось на несколько дней. К тому времени вернутся остальные и начнется штурм. Тут у меня и появилась интересная идея.

Глава 87

Самоуверенность — самый непростительный грех для воина. За него платят жизнью. Сиракузцы почему-то решили, что игра будет в одни ворота. Они будут бить, а гарнизон Лилибейона — защищаться. О том, что лучший вид защиты — это нападение, они не знают или знают, но забыли. Днем пленники под их руководством занимались сооружением башен и таранов, а ночью по ту сторону рва оставались небольшие караулы, вполглаза наблюдавшие за тем, что творится в осажденном городе. Обычно сидели у костра, хотя со света в темноту видно намного хуже, чем наоборот. Как мне сказали, где-то после полуночи костры тухли, и караул засыпал рядом с ними. Лишь по одному человеку от каждого оставалось бдеть, но и те действовали по принципу «Солдат спит — служба идет». Никто ведь раньше не нападал. Зачем тогда напрягаться⁈

Я, облаченный в черное и налегке, только нож и кинжал, спустился бесшумно с крепостной стены по толстой веревке с мусингами. Присел, прислушался. Во вражеском лагере настолько тихо, словно там никого нет. Издалека доносилось натужное, будто поднимает что-то тяжеленное, уханье филина: «Турр-турр-тутурр…». Как только он замолкал ненадолго, раздавались протяжные, переливчатые всхлипы совы: «У-ху-ху-ху-хуууу…». В антракте выступали другие птицы, причем одна как бы щелкала двумя деревяшками.

Я пересек ров, засыпанный в этом месте сиракузцами, приблизился к первому костру. Он находился за валом разной высоты, насыпанном осаждавшими за пределом полета стрелы. Угли уже покрылись серым пеплом, только кое-где проглядывали тусклые, темно-красные глазки. Четверо воинов без доспехов спали рядом с ним. Пятый расположился на внутреннем склоне вала. Наверное, первое время поглядывал на крепость через верхний край, а потом заснул. Лежал на боку, зажав обе ладони между коленями. Умер быстро, даже не обслюнявив мне руку в кожаной перчатке с отрезанными пальцами. Из остальных четырех предпоследний, молодой парень, негромко вскрикнул и задергался, чуть не разбудив соседа. Скорее всего, мечтал о подвигах, о богатой добыче, а в итоге удобрил своей кровью сухую каменистую землю, и тело сгниет в неглубокой могиле или будет выброшено в море на корм рыбам. А ведь мог бы землю пахать, детей растить…

Я зачистил еще по два караула по обе стороны от первого, прошелся к башням и таранам. От них шел сильный запах свежей стружки, светлые ошметки которой валялись вокруг. Ни рядом, ни внутри никого.

Я вернулся к крепостной стене, подергал веревку и тихо позвал:

— Спускайтесь.

Один за другим вниз сразу по трем веревкам соскользнули два десятка воинов без доспехов и с коротким оружием, не стеснявшим движения. Еще на двух им спустили незажженные факелы, воняющие битумом, и в кожаных мешках кувшины с моим вариантом «греческого огня» или, на языке будущего, напалма. Построившись цепочкой, группа добровольцев пошла за мной настолько тихо, насколько умела.

Возле каждого из таранов и башен я оставлял по четыре человека, пока не разместил всех.

— Зажигайте, — шепотом приказал я.

Заплескала жидкость, окропляя осадные орудия и сооружения, зачиркали кремни, высекая искры. От первого загоревшегося факела поджигали остальные и засовывали внутрь таранов и башен. Пламя радостно побежало по деревянным стенкам, политым горючей смесью.

— Уходим, — довольно громко произнес я и первым неторопливо направился к крепостной стене.

С обеих сторон меня обгоняли бегущие участники ночной вылазки. Шумели, как отара баранов, хотя обещали, что передвигаться будут тихо. Спешили побыстрее добраться до веревок и подняться на стену. Если их поймают по эту сторону, то расправляться будут долго, с изощренным садизмом. Диверсантов ненавидят во все времена.

Я не стал толкаться с ними из-за веревок, поднялся по стене, благо сложена из необработанных камней с такими щелями, пустотами, что птицы гнезда в них вили. Наверху собралась значительная часть гарнизона. Всех поднявшихся они хлопали по плечам, спине, поздравляли с успешным выполнением задания.

Досталось и мне. Командир гарнизона Бодмелькарт, громоздкий мужик с седой головой и черной бородой, наверное, подкрашивает, обнял меня, как родного сына.

— Да просят меня боги, пока не увидел горящую башню, не верил, что у тебя получится! — честно признался он. — Ты только посмотри, как они пылают!

Костры, действительно, получились знатные. Благодаря зажигательной смеси, пламя быстро охватило деревянные сооружения снизу и устремилось вверх, потрескивая и разбрасывая искры. Сиракузцы даже не