Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

Глава 90

На пристани Торговой гавани Карфагена меня ждал караул. Не почетный, но и не тот, что сопровождает приговоренных на казнь. Возглавлял его бородатый угрюмый мужик с большой, выпирающей, как у верблюда, нижней губой облаченный в нагрудник из бронзовых пластин, которые блестели, как золотые, и вооруженный коротким мечом с рукояткой из слоновой кости.

— Тебя хочет видеть суффет Ганнон, — тоном, не предполагающим возражения и вопросы, сообщил он.

— Как раз письма ему отдам, — стараясь казаться спокойным, произнес я, хотя понимал, что для тех, с кем хотят побеседовать по делу, такие караулы не присылают.

Новый суффет Ганнон принял меня в том же зале, который раньше занимал Эшмуниатон, и писцы те же. Как утверждают злые языки, он сам себя назначил рабимаханатом, который будет командовать армией в Сицилии. А похож на рассудительного человека. Ему тридцать три года. К этому возрасту кое-кто успеет создать новую религию и поплатиться за это. Видимо, подобная тяга присуща представителям всех семитских племен. Одет в пурпурную тунику с ярко-желтыми вставками. Вроде бы немного чересчур, но смотрится интересно. Количество золотых украшений всего раза в полтора превышает разумное, что для богатых карфагенян можно считать хорошим вкусом. На меня смотрел, как на преступника, в вине которого не сомневаются, но пока не могут доказать.

После обмена приветствиями, он жестом показал одному из писцов, чтобы взял у меня письма и передал ему. Мне приближаться к трону нельзя, несмотря на то, что при прежнем хозяине помещения не возбранялось, и у меня, как обычно, на входе отобрали кинжал, висевший на поясе. Читая послание Бодмелькарта, суффет пару раз глянул на меня так, будто увидел впервые, а закончив, гмыкнул.

— Значит, ты помог снять осаду Лилибейона, — то ли спросил, то ли сделал он вывод из прочитанного.

— Так получилось, — скромно согласился я.

Суффет Ганнон еще раз гмыкнул и спросил:

— Ты отвозил какие-нибудь сообщения кому-либо на Сицилии?

— Лично нет. Была почта для коменданта Лилибейона, но занимался ею мой наварх, — ответил я.

— Еще раз спрашиваю: ты не отвозил никаких посланий от Эшмуниатона или Магона кому-нибудь на Сицилию? — повторил он вопрос.

— Даже не помню, когда виделся с ними или их людьми в последний раз. Я не тот человек, который входит в их узкий круг, — сказал я и предложил: — Если ты объяснишь, в чем дело, может быть, что-нибудь вспомню конкретное.

— Наш человек в Сиракузах сообщил, что тиран Дионисий получил послание от Эшмуниатона, в котором раскрывались наши планы на военную компанию на Сицилии, — после короткого раздумья сообщил суффет Ганнон.

— А у нас были какие-то планы, кроме как отстоять Лилибейон⁈ — насмешливо поинтересовался я. — Мне кажется, кто-то хочет свести счеты с Эшмуниатоном.

Видимо, у моего собеседника тоже было такое предположение, потому что еще раз гмыкнул и изрек:

— Да, что-то в этом деле не так, вот и пытаюсь разобраться, — признался он и сделал вывод: — Если и была измена, то ты в нее точно не замешан, иначе бы не помог отстоять Лилибейон.

— Уверен, что и Эшмуниатон ни при чем. Одно дело внутренняя драка за власть, а другое — прямое предательство, которое будет стоить ему головы, — предположил я. — Да и что он мог сообщить Дионисию? Что пошлем армию на Сицилию, чтобы отбить нападение? Так тиран это и сам знает. Место высадки? Так они известны — Лилибейон или Панормос.

— Ладно, оставим этот разговор, — предложил он и поменял тему, перейдя к делу без обычных карфагенских выкрутасов: — Мне сказали, что ты умеешь делать глиняные сосуды с зажигательной смесью, которую нельзя потушить водой. Нам нужно не меньше тысячи для битвы с сиракузским флотом. Назови свою цену.

— Я продам их по пятьдесят серебряных шекелей, но так много сделать не смогу, всего десятка два. Нужно сырье, которого у меня мало, — сказал я.

— Что это за сырье? — поинтересовался он.

— Индои (так финикийцы и вслед за ними греки называют индийцев), живущие за морями далеко на востоке, называют ее селитрой. Ни в вашем языке, ни в греческом у нее нет названия, потому что не встречается здесь. Похожа на соль, но не такая соленая, как морская. Ее тоже используют для засолки мяса, рыбы. Мне привезли селитру из Иберии. Местные дикари не знают ей цену, — ответил я.

— Спрошу у наших купцов, которые торгуют там. Может, у кого найдется, — пообещал суффет Ганнон. — Пока изготовь, на сколько хватит. Заберем всё.

Делать ничего не надо было, потому что заготовил заранее. Немного усовершенствовал емкости, приделав сбоку рукоятку, чтобы удобнее было швырять с размаха, летели дальше, и добавил фитиль наподобие бикфордова шнура, чтобы все равно загорелись, если вдруг не разобьются. Говорить об этом не стал. Пообещал, что будут готовы через три дня.

Через день в имение прискакал юноша, который был одним из членов караула, сопровождавшего меня в Бирсу, и показал завернутые в тряпочки большие щепотки калиевой селитры:

— У купцов есть вот это. Мне приказали показать тебе.

— Передай суффету Ганнону, пусть купит у них всё, что есть, и организует доставку сюда, — сказал я.

На тысячу, конечно, у них не набралось, но к двум имеющимся десяткам боеприпасов добавилось еще сто сорок семь. Выход эскадры пришлось задержать на шесть дней, пока их делали. Узким местом оказались кувшины нужной формы. Для их изготовления напрягли лучших гончаров города. Я показал морским пехотинцам с галер, как поджигать и бросать зажигательные бомбы. Ума много не надо. Главное — точность и сила. Расплатились со мной сразу, отвалив почти шестьдесят пять килограмм серебра.

— Хочу присоединиться к эскадре на своем корабле, — закинул я теперь уже рабимаханату Ганнону, когда получал деньги.

— Собирался сам тебе предложить, — признался он и напросился в пассажиры: — Говорят на твоем «круглом» корабле удобнее путешествовать, чем на галерах.

Инициатива наказуема исполнением. Пришлось предоставить ему свою каюту. Точнее, Элулай освободил ее для меня, а я для рабимаханата.

Вышли сразу всем флотом в составе двухсот девяти военных триер и двадцати восьми торговых галер. Гребные суда пошли вдоль берега к мысу Бон, а шхуна рванула напрямую