Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

каким-то непонятным причинам вернулись, но с противоположной стороны. Наши военные триеры перешли на весла и развернулись полумесяцем. Атаковали, кто на что был горазд. Одни с громким треском таранили стоявшие на якорях корабли, другие высаживали на них десант, третьи подошли близко к берегу и закидали зажигательными боеприпасами вытащенные на него. Нападавших было больше, чем защищавшихся, поэтому часть триер высадила на сушу пехотинцев, которые разогнали матросов, пытавшихся тушить пожар. В общем, завертелось все здорово и явно в нашу пользу.

Я повел шхуну дальше на север и не ошибся. В такой суматохе кто-нибудь обязательно выскользнет из ловушки. Это была триера с неполным экипажем. Она стояла не с самого края, но наварха имела толкового. Он освободился от якорей, рванул на веслах вдоль берега на север, а потом еще и парус поставил. Почти выскочил. Карфагенские военные триеры заметили удирающую сиракузскую поздно, не догнали бы. Не учел сиракузский наварх только наличие шхуны, которая догнала быстро. Мои лучники и арбалетчики, перебравшись на полубак, быстро зачистили палубы вражеской триеры, убив и его. Барабанщик еще отбивал такт, но гребцы тут же опустили весла в воду. Шхуна с разгона врезалась в корму и отлетела вправо, в сторону берега. Матросы мигом опустили паруса, и мы, замедляясь, осторожно вернулись к сиракузской триере, кинули на нее «ворона», клюв которого встрял в палубу полуюта. Десант под командованием моего сына перебежал на вражеский корабль. Уцелевшие шесть матросов сопротивления не оказали. Их тут же посадили на свободные места на банках для гребцов, чтобы на своей шкуре испытали, каково это — грести тяжеленным веслом. Я отправил на приз Элулая и пару матросов, чтобы отвели его в Лилибейон.

Поработав веслами враздрай, трофейная триера развернулась почти на месте и пошла против ветра на юг. К ней присоединились еще десятка четыре. Остальные сиракузские корабли были протаранены и утонули или сгорели вместе с рабами-гребцами. Спасать их было некогда, хотя многие являлись карфагенянами или союзниками-сиканами.

Сиракузский военный флот исчез за какой-то час. Оставшимися тремя десятками триер можно пренебречь. Заметно увеличившаяся флотилия победителей отправилась в Лилибейон. растянувшись на несколько миль. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что через день-два привезенные с материка воины вернутся к городу Эриксу по суше и дадут бой морально подавленным сиракузцам. Тиран Дионисий был неглуп, поэтому приказал снимать осаду и отступать, причем не до границы по реке Гелик, а сразу до столицы. Наверное, предполагал, что именно Сиракузы и атакует карфагенская армия. Он бы сам именно так и поступил.

Глава 92

Рабимаханат Ганнон, ставший вдруг великим полководцем, поверивший в свою звезду или в помощь богов, думал так же, как его противник. Смотавшись вместе со мной на шхуне в Карфаген, он получил причитавшиеся почести и решил заслужить новые, но вышел облом. Членам Миата не нужен был новый претендент на трон. Они приказали победителю заключить мир с побежденным на хороших условиях для последнего. Граница остается прежней, по реке Гелик. Всё, что западнее — Карфагену, восточнее — Сиракузам. Захваченные города вернуть и выплатить тысячу талантов серебра в возмещение нанесенного ущерба. Причиной таких уступок назвали взбунтовавшихся ливийцев и сардинцев. И те, и другие поставляли зерно, овощи, фрукты, мясо, сыры, вино в Карфаген. Если поставки прекратятся, а они уже сильно просели, город ждет голод и, как следствие, очередной бунт черни. При этом надо еще возить снабжение на Сицилию, кормить огромную армию наемников, а торговые галеры нужны для подвоза зерна из Египта, у которого тлеющий конфликт с Хшассой. Вот-вот вспыхнет война, и тогда поставки будут ограничены или вовсе перекрыты. Кстати, значительная часть трофейных военных триер была продана или передана в аренду карфагенским купцам, чтобы после заключения мира перевезли армию в Африку, а затем доставляли в город съестное.

Из-за эпидемии и погромов в Карфагене резко сократилось население, опустело много домов, цена на них упали. Я решил разложить деньги по разным «корзинам» и приобрел и подремонтировал несколько строений, жилых и производственных, как в среднем ценовом диапазоне, так и в нижнем. Вклады у ростовщиков выгоднее, но люди имеют дурную привычку умирать, в том числе и от болезней, их могут ограбить, они способны сбежать с чужими деньгами, и потом ищи-свищи. Дом не украдешь. Его конечно, можно разрушить или сгорит во время пожара, но руины и участок все равно останутся твоими, потеряешь не все. Для управления недвижимостью я нанял прохиндея-финикийца по имени Азеишим (Защитник людей) — худощавого гибкого мужичка тридцати семи лет, льстивого и цепкого, готового за медный обол воробья загонять в полупустыне. Имя ему дали, наверное, от противного, в насмешку. Не сомневаюсь, что будет отменно сосать кровь из людей, арендовавших дома. Азеишим обязан отдать мне в течение года десять процентов от вложенных денег. Все, что сверху, его. Я контролировать, вмешиваться не буду. За свой доход он будет получать проклятия, причитавшиеся мне, как хозяину жилья.

После того, как наемная армия была перевезена в Африку, ее сразу отправили воевать с ливийцами. Рабимаханатом остался Ганнон. Как предполагаю, его таким способом пытались опустить. До сих пор войны с ливийцами заканчивались тем, что карфагеняне называли боевой ничьей. Они тратили много денег на наемников и отодвигали кочевников вглубь континента. Ливийцы теряли какое-то количество воинов и скота и временно покидали свои кочевья. Как только вражеская армия отходила, они возвращались и какое-то время не беспокоили соседей, пока не подрастет новое поколение воинов, или не случится засуха, или Карфаген по разным причинам ослабнет. Эпидемия и бунт показались им хорошей возможностью поквитаться. Отряды легкой кавалерии начали все глубже проникать на территории, контролируемые карфагенянами, грабить, захватывать рабов, которых затем продавали купцам противника. Они уже добрались до ферм максиев — оседлых аборигенов, которых карфагеняне считают своими, но без прав и даже ниже греков.

Само собой, я присоединился к походу. Меня эта война касалась напрямую. Обнаглевшие ливийцы могли со временем добраться и до моих имений. Ко мне присоединился старший сын Ганнон со своими корешами. С кем-то он учился в школе, с кем-то служил во время походов армии под командованием Магона, с кем-то жил по соседству, с кем-то тусовался. Он теперь популярная личность в Карфагене. Их было почти восемь десятков. Все на лошадях, имели достойную броню и оружие, а поучаствовавшие в защите Лилибейона — еще и боевой опыт. Из луков стрелять не умели, но копьями и мечами действовали более-менее. Я потренировал их, научил кое-чему. К