Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

ним добавились пешие арбалетчики с «Альбатроса», который теперь ходил на Иберию и не нуждался в сильной охране, и вооруженные слуги. В итоге получилась конная сотня с пешей охраной. Рабимаханат Ганнон с удовольствием зачислил нас в свою армию, ведь в ее рядах были и его родственники. Все карфагенские даранум состоят в родстве друг с другом, но с некоторыми в дальнем. Сотню поставили на довольствие и назначили самое высокое жалованье, как добровольцам-карфагенянам. Это, по мнению Миата, должно стимулировать других юношей из приличных семей активнее участвовать в защите родины. Боюсь, как бы именно так и не случилось. Если в армию толпами попрут богатые, зажравшиеся бездельники, ей хана. Это касается не только карфагенской.

Глава 93

Я воевал против кочевников и за них, поэтому знаю их методы ведения боевых действий и как им противодействовать. Попробовал поделиться опытом с рабимаханатом Ганноном, но он пока что великий победитель, знает всё лучше всех. Тяжелая, медленная, неповоротливая, карфагенская армия безуспешно гоняется по полупустыне за вражескими легкими конными отрядами. Ливийцы избегают генерального сражения, предпочитают внезапно налетать, особенно на небольшие отряды, обозы, и тут же исчезать с добычей. Их слабое место — семьи и скот, которые так же медленны, как карфагеняне. Прекрасно зная это, ливийцы движутся двумя колоннами — военной и гражданской. Воины подобны перепелке, которая, изображая подранка, уводит охотника за собой, подальше от птенцов. Как только карфагеняне пытаются погнаться за их семьями, табунами лошадей и отарами коз и овец, ливийцы тут же нападают и утягивают в другую сторону. Рабимаханат Ганнон раз за разом клюет на эту уловку. В итоге огромная армия мечется по безлюдным и безводным просторам, время от времени размахиваясь и нанося удар по пустоте.

Мне стало скучно. Я договорился с Иземом (Львом), вождем намасонов, тех же ливийцев, но живущих на берегах залива Большой Сирт и постоянно нанимавшихся к карфагенянам, о совместном рейде. В его отряде пять с лишним сотен всадников. Вооружены копьем, тремя-четырьмя дротиками и топором или булавой на длинной рукояти. Ездят без седел и управляют конем с помощью петли на шее. Меня зауважали, когда приехал к ним на коне, прибившемся к нашим, причем управлял не хуже, чем они. Намасоны выглядят, как будущие западноевропейцы из южных регионов Франции. Многие голубоглазы и темно-русы. Если их и финикийцев одеть одинаково, перемешать и предложить людям из двадцать первого века определить, кто варвар-кочевник, под раздачу попали бы вторые.

— Мне надоело гоняться без толку. Давай сами нападем на вражеские становища, отберем скот, захватим рабов, — предложил я Изему.

— Нам приказали ни на кого не нападать без приказа вашего вождя, иначе не заплатят за службу, — сообщил он.

— Нападу я со своим отрядом, а вы совершенно случайно окажетесь неподалеку и поможете, — подмигнув, сказал я.

— Такое может случиться! — радостно согласился предводитель намасонов, которому, видимо, тоже надоело ездить бестолку.

Отара в несколько тысяч баранов оставляет столько следов, что даже я, далеко не самый лучший следопыт, найду ее. Если с ними путешествует еще и табун лошадей голов в триста и едет обоз из нескольких сотен повозок, то задача становится под силу неопытному горожанину. Именно так мы и нашли одну из стоянок ливийцев. Кстати, повозки у них широкие, длинные, с каркасом, укрытым войлоком, и на двух больших, в человеческий рост, колесах. Тянут две лошади, запряженные в ярмо, как в египетской колеснице, которая, скорее всего, и послужила прототипом. На ночь ставят повозки в круг, внутри которого располагаются люди, а скот остается снаружи без охраны. Никуда он тут не денется, и украсть, вроде бы, некому. Утром сгонят в кучу разбредшихся животных и отправятся дальше.

Ночь была лунной и тихой. Только шакалы выли, будто догадывались, что скоро у них будет пир горой из трупов. Стук копыт был слышен за несколько километров. Предполагаю, что были часовые, которые не подняли тревогу, приняв нас за своих. Мы напали с трех сторон, когда небо начало сереть. Мой отряд двигался по кратчайшему расстоянию, а намасоны зашли с флангов. Только когда мы приблизились на пару сотен метров, прятавшиеся внутри гуляй-города догадались, что лоханулись, подняли тревогу.

Я проскочил внутрь в просвет между двумя арбами, убив копьем подростка с дротиком, который встал на пути. Поспешил он в воины и поплатился. Там были старики, женщины и дети. Первые и несколько чересчур боевитых баб попытались оказать сопротивление и тоже отправились к предкам. Остальные сбились в центре и громко заскулили по-собачьи. А не надо было отправлять мужей за добычей!

Трофеев у кочевников много не возьмешь. Нашли, конечно, золотые и серебряные украшения, но с одного богатого карфагенского дома можно наскрести больше. Зато взяли около тысячи рабов, молодых женщин и детей. Стариков и пожилых кого убили, кого прогнали. К ним добавилась отара тысяч на пять голов и табун лошадей. Намасоны помогли запрячь их в повозки, на которые усадили пленников, и вместе со скотом отправились в обратный путь. Идти нам до лагеря карфагенской армии километров пятьдесят. При этом надо быть готовыми к удару с тыла. Наверняка кто-нибудь ускользнул и поскакал к военной колонне ливийцев с пренеприятнейшим известием.

К вечеру, сделав всего одну непродолжительную остановку в полдень, мы добрались до прохода между высокими холмами со склонами, поросшими кустарником и низкими и корявыми деревьями. Здесь проходил караванный путь. На той стороне в долине нас ждали наши арбалетчики и слуги и отряд критских лучников. Никто из последних ранее не служил у меня, но знали, кто такой, поэтому сразу согласились присоединиться к налету на ливийцев. Точнее, нужны они были для засады. Я был уверен, что погоня за нами обязательно будет, поэтому лучше встретить ее на удобной для нас позиции. Обоз и скот перегнали в долину. Охранять их оставили три десятка воинов из моего отряда, которые, не привыкшие к таким продолжительным поездкам верхом, совсем расклеились. Намасоны расположились лагерем у выезда в долину. Если все пойдет, как я задумал, они вступят в дело в самом конце мероприятия. С остальными своими воинами, арбалетчиками и критскими лучниками, разделенными на две половины, я занял позиции на склонах по обе стороны дороги. Последние будут охранять наш сон и покой. Они отдыхали несколько дней, так что пусть послужат.

Я завалился на расстеленную на земле попону, окружив ее веревкой из овечьей шерсти. Этот нехитрый амулет предохраняет от змей и скорпионов. Видимо, у них напряженные отношения