Худший корабль во флоте - Скайлер Рамирез

Понятия не имею, когда и на сколько я отключился, но очнулся я на полу своей каюты, лежа в чем-то мокром. Я застонал, увидев опрокинутую бутылку текилы: то, что я не выпил, растеклось по полу возле койки, пропитывая мой скинсьют. К этому примешивалась и небольшая лужица рвоты. Эта бутылка, вместе с двумя другими, что я принес на борт, должна была продержать меня все три недели патрулирования, в которое мы с «Фальшивкой» должны были отправиться утром. Но вот так просто треть моего запаса спиртного испарилась.

Внезапно прямо перед моим лицом появилась пара ботинок. Первой панической мыслью было, что Лин нашла меня в отключке, в луже алкоголя и рвоты. Это точно не прибавило бы мне очков в ее глазах. Но даже в своем затуманенном и пьяном состоянии я узнал большие мужские ступни. Поморщившись от боли в шее, я поднял взгляд и увидел, как на меня хмуро смотрит пожилой морской волк с седеющими волосами в форме рядового состава.

— Какого?.. — начал было я, но приступ кашля оборвал вопрос.

— Сэр, я уорент-офицер Хоуг, — произнес незваный гость глубоким баритоном. — Корабельный снабженец… и ваш стюард.

— Мой кто? — Я расслышал, что он сказал. Но на кораблях размером с «Персефону» обычно не полагался ни стюард, ни уорент-офицер. «Полагался уорент-офицер». Я, может, и посмеялся бы над собственной игре слов, не будь мой мозг таким затуманенным.

— Ваш стюард, капитан Мендоза, — сказал мужчина с явной гримасой. — Прошу прощения, что меня не было на борту, когда вы прибыли. Я получал последние припасы от диспетчерской станции «Герсон» и вернулся на корабль всего пару часов назад. Я пришел позвать вас на завтрак, но вы не ответили на стук.

— Что ж… — начал я. Но тут же замолчал; я и вправду понятия не имел, что собирался сказать. К тому же я все еще лежал на полу — не лучшая позиция для произнесения чего-либо остроумного.

— Сэр, мы должны отойти от дока чуть больше чем через час. При всем уважении, — забавно, как люди, произносящие эту фразу, обычно не вкладывают в нее ни капли уважения, — нам нужно привести вас в порядок и доставить на мостик.

Я не спорил. Слишком был пьян для этого. Вместо этого я позволил Хоугу поднять меня с пола и помочь дойти до моего личного санузла, где я тут же снова изверг все из себя, промахнувшись мимо унитаза, но щедро обрызгав его ботинки. Минутами позже я стоял голый в крошечном душе, не помня, как разделся.

Вскоре после этого я уже пил чашку самого черного и крепкого кофе, какой мне доводилось пробовать, и все это под бдительным и откровенно осуждающим взглядом уорент-офицера Хоуга.

Больше он почти ничего мне не говорил, насколько я помню. Но где-то на третьей чашке кофе я вспомнил, что мне должно быть хоть немного стыдно за то, в каком состоянии он меня нашел. Я даже пробормотал извинение за то, что облевал его ботинки.

После этого Хоуг ушел и через несколько минут вернулся с тарелкой завтрака. Учитывая, каким ужасным был вчерашний ужин, мне было противно даже пробовать то, что лежало на тарелке, но мой новый стюард, по совместительству надзиратель, не позволил мне пропустить завтрак. Используя минимум слов, но максимум суровых взглядов, он ясно дал понять, что я должен съесть все до последней крошки.

Так я и сделал. И это было на удивление вкусно. Может, они казнили повара, посмевшего подать нам вчерашнюю бурду, и каким-то образом заменили его волшебным единорогом, который с помощью черной магии превратил флотский яичный порошок в нечто, что на вкус было даже лучше настоящих яиц. В любом случае, мне было плевать. Я бы лично пристрелил прошлого повара, лишь бы дорогу занял тот, кто приготовил этот завтрак и взял на себя все обязанности по готовке на «Фальшивке».

Не успел я оглянуться, как тарелка опустела. А потом я едва успел добежать до санузла, прежде чем меня снова вырвало. Прелестно.

Глава 6

Здесь что-то серьезно не так

Я мысленно застонал, стоя на мостике моего нового корабля и уныло оглядывая крохотное помещение всего с четырьмя постами, не считая моего капитанского кресла. Когда-то я служил тактическим офицером на просторном мостике авианосца класса «Гера». Весь мостик «Персефоны» мог бы поместиться на том пространстве, что было отведено там под мой тактический пост.

И здесь было грязновато. Некоторые пульты покрывала пыль, на одном из подлокотников моего кресла виднелось неизвестное жирное пятно, а на полу рядом с ним — странного вида разводы. Я увидел, как покраснела коммандер Лин, заметив, что я это разглядываю.

Хоуг привел меня в более-менее трезвое состояние и доставил на мостик до назначенного времени отхода от станции. Но «более-менее трезвый» не означало «свободный от чудовищной мигрени», заставлявшей меня щуриться от ярких огней на мостике.

— Старпом, сообщите диспетчерской Герсона, что мы убираем стыковочные захваты и отходим на маневровых двигателях.

Лин подтвердила мой приказ — я уже усвоил, что на мостике она, помимо прочего, исполняла и обязанности офицера связи — и четко передала сообщение.

— Рулевой, запустить левые маневровые на десять процентов, — скомандовал я, и Есаян после небольшой заминки подтвердила приказ.

Я знал, что ее беспокоит. Десять процентов мощности — это многовато для отстыковки; обычно пяти процентов более чем достаточно, чтобы отодвинуть корабль от станции на безопасное расстояние для запуска основного двигателя. Но я приказал дать десять процентов именно потому, что знал — это выведет Есаян из себя. В моей жизни осталось так мало радостей.

— Капитан, сообщение от диспетчерской Герсона, — сказала Лин со странной ноткой возбуждения в голосе. — Счастливой охоты, «Персефона».

Мне захотелось хмыкнуть. Это было традиционное напутствие кораблю, покидающему станцию, и я слышал его сотни раз. Но в этой ситуации оно внезапно показалось мне нелепым. Во-первых, такая развалюха, как «Персефона», ни на кого охотиться не собиралась. Лучшее, что мы могли сделать, столкнувшись с неприятностями, — это вызвать подкрепление и уносить ноги, надеясь, что капризный ионный двигатель нас не подведет. А во-вторых, в этом походе не будет ничего счастливого.

Но я чувствовал, что если рассмеюсь вслух, это разобьет боевой дух Лин. Она