Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

могу набросать это [письмо]. Я люблю тебя, моя дорогая. Думаю, ты это знаешь. Иди своей дорогой: поступай согласно своему Богу и своему сердцу. Ты лучше и больше меня – я никогда не забуду тебя и не буду презирать. Да благословит тебя Господь. Напиши мне, когда получишь это [письмо] – Том

Алине Бернштейн

Среда, 26 октября 1926 года, 1:15 ночи

Я ухожу. Я собрал страницы и прочитал их. Некоторые из них ужасны, но так ты меня узнаешь. И люди идут по последнему слову[.] Вот оно: Я люблю тебя.

Я получил от тебя письмо и короткую записку, в которой ты подтверждаешь получение моего длинного письма. Ты угрожаешь и говоришь, что «взвизгнула от смеха», когда я сказал, что люблю тебя. Во имя Господа, будь честна. Ты никогда не поступала со мной честно, игнорируя смысл моих писем, чтобы донести свою точку зрения. Чего, во имя Христа, ты хочешь? Неужели ты думаешь, что я остаюсь здесь по собственному желанию? Если ты хочешь, чтобы я вернулся, и веришь, что я могу там работать, говори, как порядочная честная женщина[.] Я не пытаюсь задеть тебя – моя жизнь потеряна, я не знаю, куда обратиться – ты неопределенно дразнишь меня, говоря, что я «должен» писать больше пьес[.] Ты хочешь свести меня с ума? Я умру без твоей любви, но, черт возьми, разве ты не видишь, что я умру, если у меня больше ничего не будет! Разве ты не видишь, что я должен держать себя в руках? Думаешь, ты будешь играть на моей идиотской непрактичности? Но ты женщина из мира – ради Бога, говоришь о приличных вещах. Что я могу сделать? Почему ты не только искажаешь, но и лжешь в каждом письме о том, что я говорил. Я никогда не говорил, что никогда не буду [уклоняться от доверия]. Ты нарочно это придумала. Ради Бога, подражай моей честности, а не роскоши – говори и будь достойна, как порядочная честная женщина. Ты хочешь, чтобы я вернулся? В этом письме часть моего сердца. Теперь я удивляюсь, как много в нем твоего. Я люблю тебя. «Визжи» над этим [письмом].

В недатированном письме, написанном в этот период, миссис Бернштейн говорит о желании вложить в письмо Вулфу часть своего физического «я»: «Я думала уколоть палец и окрасить [письмо] каплей крови, или приколоть к нему мои волосы». В конце сентября 1930 года она отправила ему письмо, драматически запечатленное каплей ее собственной крови.

Алине Бернштейн

[Оксфорд]

Четверг, 28 октября 1926 года

Моя дорогая:

К сожалению, я собираюсь написать тебе не очень приятное письмо, что объясняет его краткость. Я пишу тебе это в своей гостиной в десять часов утра после завтрака. Вчера я получил твое письмо, в котором ты говоришь о своем облегчении по поводу моих телеграмм. Я с облегчением получил это письмо.

Я думал о том, чтобы успеть вернуться домой к Рождеству или к Новому Году. Книга выглядит следующим образом: сейчас я работаю над ней по пять-шесть часов каждый день – первые три книги я вижу ровными, как струна. Я постоянно размышляю над четвертой и последней – книга превращается в парящую фантазию о Путешествии, и я хочу вложить в нее все свои силы, всю свою страсть. Предисловие к этим четырем книгам я могу написать за десять дней.

Теперь я уверен, что смогу выложить на бумагу центральную часть к Рождеству – то есть первые три книги. Я также уверен, что не смогу к этому времени написать последнюю книгу. Но если три книги будут закончены, я знаю, что вся книга будет закончена, где бы я ни находился. Послушай, моя дорогая: вчера вечером я работал до полуночи – поздний час для меня сейчас – и написал более 2000 слов. Книга кипит жизнью, населена связями и управляется развивающимся и неумолимым единством.

Думаю, я останусь здесь до конца ноября: это прекрасный дом, расположенный за городом, в четверти мили от дороги, ведущей из Оксфорда в деревню Коули. «Был ночью ветра слышен ярый гул» [Уильям Вордсворт – Решительность и Независимость, перевод Александр Лукьянов]. Вечером после ужина я иду по Стигийской Аллее деревьев к дороге на Коули, выпиваю и закуриваю в пабе, возвращаюсь и работаю. С тех пор как я приехал сюда, я был в городе ночью всего один раз – с англичанином, который последовал за мной, когда я расхваливал это место, и который иногда заходит ко мне поесть. Он развлекает меня историями о своих попытках соблазнения: вчера вечером он отвел девушку, первокурсницу одного из здешних колледжей, в комнату в пабе, напоил ее, соблазнил и привел обратно в колледж в одиннадцать три часа после того, как она должна была прийти. Это значит, что они должны предстать перед властями – она перед директором, он перед инспектором. С ним ничего не случится, разве что выпишут штраф в один фунт, а вот ее могут исключить. Есть что-то очень неприятное в англичанах, когда они делают такие вещи – помнишь, как в очень элегантных пьесах о прекрасной и потерянной Джессике, или Айрис, или Годиве кто-то тихо говорит, что знал ее в Монако, а кто-то другой в паузе говорит: «О, это!», и вы чувствуете, что сказано уже достаточно. Ну, я видел, как высшие классы дебоширили в Брюсселе: краснолицый пожилой мужчина с нелепым акцентом в голосе с женой полковника или кого-то в этом роде, с длинными белыми вялыми руками, испещренными синими полосками, и в небрежно-элегантном вечернем платье. Он рассказывал ей пошлые анекдоты, уклоняясь и намекая на финальную точку; через мгновение она рассмеялась и сказала: «Очень хорошо!» Боже, что за дела!

Я думаю, им нравится думать о себе так, как их показывают в этих пьесах – элегантными, остроумными, соблазнительными в высокой шляпе; неприятно думать о плохих зубах, больших ногах и руках. Эти будущие элеганты, посещающие древнейший университет, получают свою неуклюжую практику на зеленых грязных девчонках.

Алине Бернштейн

Понедельник

1 ноября [1926]

Моя дорогая:

Вчера я был в Оксфорде две недели, а в этом доме 12 дней, и за это время успел проделать огромную работу[.] Моя жизнь течет с ужасающей точностью, сейчас я обедаю здесь, в два часа еду в город за почтой, брожу по книжным магазинам и прихожу обратно в четыре тридцать. Потом я больше никуда не выхожу, кроме как на прогулку после ужина и посещения