Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

Я пробуду здесь еще две-три недели. Первая книга будет закончена через день или два, третья, которая вдвое длиннее всех остальных, будет закончена через неделю. Вторую книгу я постараюсь написать в этом месяце.

Я получил твое письмо сегодня. Пожалуйста, передай Терри привет от меня. Она – настоящий человек, твой верный друг: как столько мягкости и мудрости уцелело в театре?

У меня начинает появляться доброе сердце ребенка. Я был развратным и неопытным парнем, но я верю, что всегда оставался человеком чести. Теперь этот режим, не только для моего тела, но и для моего духа, поднял меня на крепкую скалу. Я похож на человека, который в 20 лет мог бы сказать, что у Бога длинная седая борода, и над которым смеется тот, кто считает Юргена великой книгой [Роман Джеймса Бранча Кейбелла, который был широко известен в 1920-х годах]; он думает, что у Бога длинная седая борода, слишком утомлен, слишком равнодушен к [sic] далекому от них мнению, чтобы заботиться об объяснении или двусмысленности, и те же люди молчат, потому что их маленькие меченые умы находят то, что их озадачивает, и видят на нем знак. И потому я не стану объяснять даже тебе, что я понимаю под человеком чести.

Алине Бернштейн

Понедельник

8 ноября 1926 года

Вот и я, моя дорогая, снова на две недели отстал от своих писем, но тем временем я отправил тебе несколько телеграмм – одну сегодня, в которой говорится, что я непременно вернусь в январе. Я не дам себе больше двух месяцев. Дорогая моя, мне нужно место для работы и место для жизни, когда я вернусь. Ни одно из твоих гринвичских заведений, если угодно, даже старый отель «Альберт», как бы он ни был удобен, не подходит, я представляю себе какую-нибудь большую комнату в верхней части старого обшарпанного здания, вроде того, что на Восьмой улице; но я хочу жить там же, мне нравится быть в тепле зимой и иметь место, где можно время от времени стирать свои грязные вещи. Как ты думаешь, существует ли такое место? Нью-Йорк – это место торговли, зарабатывания денег – это возбуждает меня, но я чувствую, как вокруг меня крутится денежная жажда, и я впадаю в депрессию, если не присоединяюсь к ней. Это то, что засело в моей душе еще в детстве, когда меня учили, что никакая работа не является работой, если она не приносит денег. Хорошо это или плохо, но книга, я думаю, спасет меня от этой депрессии, потому что в нее будет вложено много труда. Если я буду постоянно держать ее перед собой и работать над ней по пять-шесть часов в день, я буду чувствовать, что честно тружусь. У меня осталось меньше трехсот долларов – сейчас мне шьют костюм, который вместе с брюками обойдется мне в десять гиней. Я не думаю, что уеду из Оксфорда с 200 долларами[.] Я хочу съездить на несколько дней в Девон и Корнуолл, потом в Париж на два-три дня, потом в Страсбург, потом в несколько ближайших городов Германии, а потом домой.

Здесь я проделал огромное количество работы – знаешь ли ты, что с тех пор, как я приехал сюда три недели назад, я только один раз был ночью в Оксфорде? Я пробуду здесь еще две недели и постараюсь изложить на бумаге как можно больше второй книги[.] Первая закончена, третья почти закончена. Последнюю я закончу в Нью-Йорке. Я написал 100000 слов, или почти столько, с тех пор как ты уехала – это необычное количество текста, и каким бы плохим он ни был, я сказал очень много того, что всегда хотел сказать. Думаю, для тебя, если ни для кого другого, это будет захватывающая книга. Я каким-то образом вернул себе невинность – я писал ее почти детским сердцем: книга исходила от меня с детским удивлением, и на моих страницах выгравировано не только то, что просто и ясно, но и чудовищное зло, как будто дьявол говорит детским языком. Великие рыбы, запечатанные злом, ужасно раскаленные[,] охрипшие от эльфийского света, выплыли наверх.

Последние два дня я очень устал писать: бесконечно шел дождь – ужасная английская погода, дождливая, туманная, физически угнетающая. Я буду рад уехать из Англии: здесь есть что-то, что обновляет и наполняет дух, но есть и что-то уродливое, низменное, деградирующее. Я хочу еще раз посмотреть на веселье: я хочу [есть] веселую еду, [увидеть] веселые костры, веселые огни. Я, который в глубине души самый условный человек на свете, знаю, что никогда не смогу быть Тори, что бы ни пришло ему на смену, я хочу, чтобы это уродливое древнее парализованное существо, которое лжет и трусит, было уничтожено, оно должно уйти. Не только старая беззубая штука, которая сидит на земле и использует все слова, как свобода, патриотизм, Бог и король, и так далее, но и то же самое во всей критике литературы и искусства[.] Газеты в течение нескольких месяцев так систематически лгали об угольной забастовке, что мое сочувствие перешло к шахтерам и их безумному фанатичному, но доблестному вождю Куку, которого изображают со свиным, идиотским лицом, в союзе с «Россией» и «большевизмом» – бесчувственными истерическими словами, которыми они, как головой смерти, размахивают над испуганным народом. Я никогда раньше не понимал, насколько злой и гнилой может быть вещь, отчаянно и панически привязанная к правительству, эти бедные люди, шахтеры, которые боролись как звери, чтобы сохранить скудный уровень своей жизни, подвергаются нападкам как предатели, большевики или дураки за то, что слушали Кука. Есть какое-то ужасное удовлетворение в том, что их заставят сдаться, что, конечно же, означает, что лорды и хозяева сделали для себя все: эти люди когда-нибудь обернутся против них, как волки, и прощайте, Тори. «Тогда, – говорят торийцы, – прощай – свобода, жизнь, цивилизация», но я думаю, что нет. Другие люди начнут использовать эти слова для обозначения своих собственных вещей. Точно так же они ненавидят своих лучших писателей – Уэллса они покрывают язвительными нападками за его новую книгу «Мир Уильяма Клиссольда». Сегодня в книжном магазине я просмотрел последний том. Это, конечно, не роман – и это все, что смогут сказать о нем американские критики, пока кто-нибудь другой не установит новую моду на критику Уэллса: но это одна из самых интересных книг, которые я видел за последнее время, сверкающая и ощетинившаяся фактами, идеями, планами по исправлению мира