Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

датированном тем же годом, что если семья будет «с умом и трудолюбием подходить к развивающимся рынкам»[1797], то сможет зарабатывать деньги на опиоидах «еще не одно десятилетие». Саклеры назначили администратора по имени Раман Сингх генеральным директором азиатского отделения компании, базировавшегося в Сингапуре. Сингх, мужчина с длинными черными волосами и хитрой улыбкой, любитель блестящих костюмов, был живым воплощением кипучей энергии. «Вот откуда идет рост»[1798], – объявил он. Между 2011 и 2016 годами ежегодные прибыли от развивающихся рынков Mundipharma, которыми он руководил, выросли на 800 процентов[1799] – до 600 миллионов долларов. В Индии Mundipharma продвигала собственные дорогие опиоиды как альтернативу дешевому морфину индийского производства[1800]. Но истинным лакомым куском, как указывал Сингх, был Китай. «Китай критически важен для нашей траектории»[1801], – говорил он, объясняя, что компания продает в Китае пять разных опиоидов, включая ОксиКонтин. «Мы очень, очень успешно коммерциализируем боль», – говорил Сингх. К 2025 году, надеялся он[1802], Китай может обогнать Соединенные Штаты, став рынком номер один для продукции Саклеров.

Учитывая тяжелую историю Китая с опиоидами (страна сражалась в опиумных войнах в XIX веке, чтобы помешать Британии забрасывать страну этим наркотиком, который разжег пожар зависимости), можно было ожидать, что на пути попыток Mundipharma изменить культуру медицинских назначений возникнут непреодолимые барьеры. Но компания жаждала заполучить новых потребителей и была готова применять маркетинговые тактики, экстремальные даже по стандартам Purdue. Компания Mundipharma China была учреждена в 1993 году, тогда же, когда в Пекине открылся Музей искусств и археологии имени Артура М. Саклера. «Чайна Медикл Трибьюн»[1803], газета, которую основал Артур, теперь могла похвастать читательской аудиторией, которую составляли более миллиона китайских врачей. Стремясь убедить китайских медиков и пациентов в том, что опиоиды на самом деле не создают опасности зависимости, Mundipharma собрала гигантское войско торговых агентов. Компания жестко требовала от них результативности и держала в тонусе с помощью того же типа агрессивной структуры поощрений[1804], которой всегда благоволили Саклеры. Превысь запланированные компанией квартальные показатели – и сможешь удвоить свою зарплату. Не дотянешь до них – можешь лишиться работы. Mundipharma снабжала агентов маркетинговыми материалами, включавшими давным-давно опровергнутые заверения в безопасности и эффективности ОксиКонтина. Компания утверждала[1805], что ОксиКонтин является предпочитаемым ВОЗ средством лечения онкологической боли (это не так!). По данным расследования «Ассошиэйтед Пресс»[1806], агенты Mundipharma доходили до того, что, проникая в больницы, надевали белые халаты и притворялись врачами. Они напрямую консультировали пациентов по поводу состояния их здоровья и снимали копии с конфиденциальных историй болезни людей.

Mundipharma выпустила серию броских пропагандистских видео[1807] о своих продуктах и собственных глобальных амбициях, в которых мелькали образы улыбающихся пациентов самой разной этнической принадлежности. «Мы только начинаем», – говорилось в одном из этих видео.

* * *

В 2013 году сотрудники Purdue проинформировали Саклеров, заседавших в совете директоров[1808], о том, что начиная с 1990 года число смертей от передозировки более чем утроилось и что эти смерти – только «вершина айсберга», поскольку на каждого индивидуального потребителя, который умер от передозировки, приходилась сотня других, страдающих зависимостью от рецептурных опиоидов или злоупотребляющих ими. Когда Сэм Кинонес в 2015 году опубликовал свою книгу об этом кризисе, «Страна грез», он прямо указал на соучастие в нем семейства Саклер, так же как двенадцатью годами ранее сделал Барри Мейер в своей книге «Убийца боли». Но семейству эта критика, похоже, была как с гуся вода. Саклеры продолжали свое шествие по миру, по большей части необремененные никакими ассоциациями с опиоидным кризисом. В университете Тафта, которому Саклеры много десятилетий щедро жертвовали средства, где Высшая школа биомедицинских наук носила фамилию семьи, ученая комиссия проголосовала против того, чтобы рекомендовать поступающим студентам-медикам ознакомление со «Страной грез», поскольку руководству школы казалось, что они должны демонстрировать «почтение»[1809] своим донорам и не поддерживать книгу, которая может подорвать авторитет семьи. Когда журнал «Форбс» внес Саклеров в свой список богатейших семейств Соединенных Штатов и указал источник семейного богатства, назвав их «ОксиКонтиновым кланом», ни один университет или художественный музей не выразил никакой неловкости, принимая от Саклеров деньги. «Я рад, что они выбрали[1810] действительно хорошее фото», – сказал Ричард о сопровождающей ту статью в «Форбс» фотографии, на которой были его мать и отец, сияющие улыбками, на какой-то церемонии награждения в Европе. В статье состояние семейства было оценено в 14 миллиардов долларов, но Ричард не мог сказать, была ли эта цифра точна. Никто никогда не пытался «сесть и… составить опись»[1811], говорил он.

Такая известность – попадание в список богачей «Форбса» – могла несколько смущать Саклеров. Но они были в состоянии ее пережить. А сотрудники Purdue трудились не покладая рук, чтобы имя семьи оставалось не запятнанным более «разжигательской» информацией в прессе, чье внимание сосредоточивалось вокруг ОксиКонтина. «Я весьма доволен[1812] тем, что получилось, – писал Рауль Дамас, глава службы связей с общественностью во внутренней электронной переписке после прочтения газетной статьи о судебном иске с участием ОксиКонтина. – Там нет почти ничего о Саклерах, а то, что есть, минимально и задвинуто на задний план». Это был статус-кво, к которому компания привыкла. Дама Тереза Саклер по-прежнему могла появляться на торжественных открытиях с шампанским и разрезанием ленточек, чтобы сказать пару фраз и сверкнуть великодушной улыбкой. Мадлен Саклер могла по-прежнему приезжать на кинофестивали и выступать с пылкими словами о реабилитации бывших заключенных и проблемах городской бедноты. Семья могла стерпеть негативное освещение компании в СМИ, даже такое, в котором могла фигурировать фамилия Саклеров – при условии, что она появлялась лишь мельком. Но всему этому суждено было скоро измениться.

Глава 24

Это горькая правда, не правда ли?

Однажды в августе 2015 года в Луисвилле, штат Кентукки, приземлился самолет, и из него вышел Ричард Саклер в окружении поверенных. Штат Кентукки подал иск против Purdue в деле, которое началось еще восемь лет назад, обвинив компанию в обманном маркетинге. Грег Стамбо, генеральный прокурор штата, который инициировал дело, потерял родственника в результате фатальной передозировки ОксиКонтина. Наркотик выкашивал население этого региона, как траву.

Purdue защищалась со своей обычной скрупулезностью, стараясь добиться перенесения слушания в другое место на том основании, что компания не сможет рассчитывать на справедливый суд в округе Пайк – сельской шахтерской глубинке, где штат был намерен провести суд. В поддержку этого ходатайства Purdue заказала демографическое исследование[1813] округа Пайк и предъявила его суду в качестве иллюстрации потенциальной необъективности членов жюри присяжных. Но