Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

совместную жизнь мне просто не хотелось говорить ему всего того, что лежало у меня на душе… А когда я ехала сюда, то мне казалось, что он – единственный человек, которому можно доверить всю себя, все свои помышления и сомнения, у которого можно найти защиту даже от своих собственных сомнений и слабостей…

– Тиночка, родная! Прости меня! Я даю тебе слово, что, пока ты со мной, капли вина в рот не возьму! А теперь не плачь. Успокойся. Расскажи, как ты ехала. Я так тебя ждал! Ведь ты знаешь, как я тебя люблю! Мне невыносимо видеть твои слезы…

На другой день, после утреннего чая, муж повел меня в сад, показал свой водочный завод и тут же, при мне, приказал немедленно разрушить его до основания… Потом мы пошли смотреть город, и он мне все показал и объяснил:

– Когда мой транспорт пришел сюда, то во всех этих домах лежали армянские трупы… Турки жестоко с ними расправились! Поголовно вырезали всех женщин и детей, и стариков, и молодых.…Никому не было пощады!.. Даже те, которым удалось бежать из города, тоже почти все погибли! Одних настигли и убили. Другие погибли от голода и болезней… Некоторые и сейчас еще прячутся в пещерах и лесах… Среди них много одичалых детей, родители которых убиты. Мои санитары на днях видели одного такого, когда транспорт ездил за ранеными. Они пробовали его поймать, но не могли. Он был совершенно голый и, как только заметил людей, как зверь, куда-то спрятался, и сколько его ни искали, так и не нашли. Здешний комендант, очень энергичный человек, собрал команду солдат-армян, которые лазят по горам и всюду ищут этих одичалых детей. Нескольких поймали и уже привезли и сдали коменданту. Я на днях видел их… Это сплошной ужас! Одни кости да кожа! Животы огромные, как пузыри надутые… И до такой степени дики, что, если протянуть к ним руку, кусаются совсем по-звериному. Мы с доктором Ващенко ходили по домам… Таких насмотрелись картин, что все виденное до сих пор – было просто детской шуткой. Армяне здесь жили очень богато, и турки не только убивали их, но и грабили убитых. Все дома были разграблены. Грабители могли унести только немногое, деньги и драгоценности… Остальное, что нельзя было унести, старались изломать, уничтожить… В одном богатом доме мы увидели: на пороге, очевидно, собственной комнаты, лежала женщина с разрубленной головой, а внутри комнаты на кроватке – совсем крошечный ребенок, истыканный не то кинжалом, не то штыком. В другом доме наши солдаты обратили внимание на большое пятно крови на потолке! Послали на крышу посмотреть. Там оказались три трупа – мужчины и двух женщин… Похоже, что это была семья. Они, вероятно, спрятались, но были найдены и убиты. Я видел очень много этих страшных армянских трупов. Все они были убиты холодным оружием. Большинство были зарублены или заколоты сзади, видимо, когда бежали от страшной смерти… Больше всего и раньше всего подверглись разграблению богатые квартиры. Беднота тем временем бежала в горы. Но их потом преследовали, догоняли и многих убили. Но все же кое-кто спасся… Мы видели женщин с отрезанными ушами, с отрубленными руками. У некоторых трупов головы валялись на большом расстоянии от тела… После этого избиения и грабежа все турецкое население бежало из города вслед за отступавшими турецкими войсками. Когда через несколько часов после этого в город вошли наши войска, то на улицах валялись одеяла, подушки, простыни, одежда, медная посуда. В раскрытые двери домов виднелось еще больше богатой добычи. В таких случаях никакая дисциплина и строгость не может удержать многих, даже хороших солдат, от искушения подобрать брошенное добро. Одиночные люди подбирали кто подушку, кто одеяло. Если начальство замечало это, то их заставляли бросать вещи… Но это не останавливало других делать то же самое… «Мы никого не грабим, – говорили они, – у нас голову не на что положить ночью, а эти вещи ничьи – брошенные… Мы их ни у кого не берем…» Но когда наши войска стали преследовать отступавших турок, то оказалось, что многие солдаты были так нагружены подобранными вещами, что почти не могли двигаться. Я сам видел, как некоторые солдаты тащили на своих плечах швейные машинки. Другие – по два, по три стеганых одеяла, медные тазы, пудовые котлы… Я говорил с офицерами, как все это остановить… «Что мы можем сделать, солдаты считают это своей военной добычей, и хотя из сил выбиваются, но тащат. Когда же не сможет тащить, устанет, то все равно бросит…» Так оно и было. На одной из стоянок, будучи больше не в силах нести швейную машинку и несколько одеял, солдаты разбили прикладами машинку, а одеяла сожгли на костре. Медную посуду тоже ломали и бросали… Мои санитары стали было тоже подбирать всякую дрянь, но я сказал, что всякого, замеченного с чужими вещами, немедленно отдам под суд, и приказал сейчас же выбросить все, что они натащили в транспорт. Участь бежавшей из города армянской бедноты ужасна. Они прячутся от людей в горах и пещерах и гибнут и группами, и в одиночку. Сколько мы видели детских трупиков, высохших, как мумии! Однажды, когда мой транспорт шел к Вану, мы остановились на ночлег. Ты видела, что дорога почти все время идет вдоль гор. Мы выбрали место, съехали с дороги и разбили бивак. В походной кухне суп был готов, и команда сейчас же стала ужинать. Я сидел тут же, около своей двуколки. Вдруг кто-то говорит: «Смотрите! Что это такое?..» Из-за камней вылезли к дороге не то люди, не то какие-то звери… Они согнулись и почти ползком направились в нашу сторону… Когда они подошли поближе, мы увидели, что это люди. Но они были страшны своей худобой, истощением и почти черной наготой… «Клеп! Клеп!» – протягивая руки, едва выговаривали они единственное слово, которое приблизительно знали по-русски. Мы сначала приняли их за турок. Но армяне-санитары стали говорить с ними по-армянски, и выяснилось, что это ванские беженцы. Команда их накормила и все, что только было лишнего – хлеб, суп, чай, сахар, – все им отдала. После этого те ушли назад в горы. У них там пряталось еще много народу. Мои санитары-армяне пошли их провожать и помогли унести данные им припасы.

Однажды приехали мы в большое село (по-турецки – «караван-сарай»). Там стоял наш русский пост, а вокруг расположились армянские беженцы. Пока команда распрягала лошадей и приготовлялась к ужину, мы с заведующим хозяйственной частью пошли посмотреть этих беженцев. Они всегда располагались поблизости от русских,