Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

просто не могли больше сидеть в окопах – засыпали. А тут наступило как будто затишье… Командир роты выставил сторожевое охранение, а людей вывел за окопы и разрешил поспать немного… Очевидно, и стража-то тоже заснула!.. Турки подкрались тихо, незаметно и вырезали спящих. Почти бесшумно… Немного из них и раненых осталось. Турки, как дьяволы, резали, кололи, рубили, так что наши и проснуться не успели. Думают, что это были не регулярные солдаты, а курды и партизаны. Кое-кому все же удалось проснуться и поднять тревогу. С соседнего участка прибежала помощь. Но было поздно. Наших уже кончили! Стали преследовать турок. Ворвались в их окопы и здорово им всыпали! Вон сколько взяли пленных!..

Доктор показал на беспорядочную, тесно сбитую толпу турок, окруженную нашими солдатами. Подошел подпрапорщик Галкин и получил распоряжение грузить раненых.

– Только сразу мы не сможем взять всех. Придется, может быть, раза два приехать сюда.

Я вернулась в палатку перевязочного пункта и предложила свою помощь. Какой-то врач сразу согласился и передал мне своего раненого.

– Сестра, нате вот моего раненого, а я пойду покурю!

Я стала перевязывать. Муж и еще несколько человек из транспорта пошли смотреть место ночной драмы. Когда вернулся, он был очень расстроен. Он позвал меня, и мы пошли к двуколке.

– Хорошо, что ты не пошла со мной. Какой ужас представляет эта поляна, покрытая людьми, убитыми во сне. Целые ряды их как легли, так, видно, и заснули моментально. Я ходил среди них: некоторые закурили, но засыпали, не успев даже выкурить папиросу. Один развел маленький костер, вынул из кармана письмо, но даже из конверта не успел его вынуть – заснул вечным сном. Лица у всех спокойные. Так и не проснулись и от ран не мучились! Очень немногие пытались бежать. Это видно по трупам: все они заколоты в спину и падали лицом вниз. Ноги подогнуты, шапка отлетела в сторону. У некоторых головы отрезаны совсем. Почти у всех убитых ружье крепко зажато в руке или между ног. Капитан роты чудом остался жив. Но на него смотреть тяжело. Сидит на камне, обхватив голову руками, также около убитых. Мы пробовали говорить с ним. Ничего не отвечает. Даже папиросу не взял. Насилу его растормошили. Так нельзя! Человек может сойти с ума… Я закурил папиросу и ткнул ее ему в рот. Тогда он стал курить машинально. Мало-помалу стал отвечать и на вопросы: «Мои люди несколько ночей не спали. Но этой ночью, как нам показалось, турки оставили нас в покое и обратили свое внимание на соседний участок. Я выставил охранение, отвел роту несколько назад и разрешил людям лечь и отдохнуть. Все моментально легли на землю, кто где был! Даже есть никто не стал, так всем хотелось спать! Я сам тоже заснул как убитый… Проснулся от какого-то шума… Открыл глаза и вижу, как будто вся рота бегает по поляне! Но как-то странно! Перепрыгивают друг через друга, взмахивают руками, точно бьют друг друга… Придя немного в себя, я услышал стоны. Кто-то закричал… Наконец я очнулся совершенно и сообразил, что на нас напали турки и избивают спящих людей! Я стал стрелять. Несколько ближайших ко мне солдат тоже проснулись и присоединились ко мне. Стрельба вызвала тревогу в соседних ротах. Все бросились к нам, и мы штыками обратили турок в бегство, переколов часть из них, а часть захватили в плен…» Очень тяжело было слушать этот рассказ… Ну, теперь надо выступать! Вон Галкин идет с докладом…

Только к вечеру транспорт пришел в Ван. Стали выносить раненых, и небольшое помещение госпиталя сразу все заполнилось. Раненых клали на пол. Только тяжело раненным достались койки. Сейчас же стали и кормить. Обед был еще утром заказан по телефону в госпиталь. У многих промокли повязки; у некоторых поднялась температура.

– Не хочу я есть, сестра, дайте только пить! – говорит раненый. У него голова горячая, губы засохли.

Сейчас же после обеда стали подбинтовывать и перевязывать. Некоторых пришлось брать на стол в перевязочную. У меня был список раненых с высокой температурой и с кровотечением. Я сказала об этом доктору Финштейну. Жалко мне было давать этих раненых для практики неопытного доктора…

– Посмотрим, посмотрим! Приготовьте, сестра, все для операции! Я сейчас освобожусь, и тогда возьмем раненого в операционную…

Я пошла, зажгла спиртовку под ванночкой с инструментами. Санитары принесли раненого и положили на стол. Пришла еще одна сестра, и мы стали его раздевать. Пониже ребер, на боку, лежал толстый слой ваты и марли, которые промокли от крови. Когда я сняла эту вату и марлю, обнажилась большая рана, в которую вошел бы мой кулак. Подошел доктор и зондом потыкал в рану и пощупал ее края. Вид у него стал совсем растроенный. Он не знал, с чего начать…

– Может быть, сегодня положить просто тампон? А завтра, если кровотечение не остановится, сделаю операцию! Сегодня уже поздно и темно (над столом горела керосиновая лампа).

Я хорошо, на совесть, забинтовала рану; санитары положили раненого на носилки и унесли в палату. Я положила под спину ваты и одеяло, чтобы было удобно опираться. Раненый лежал на здоровом боку. Дала ему пить… Слава богу! Спасла сегодня одного от предприимчивого доктора! Завтра неизвестно еще, что будет! А может быть, утром их повезут в Хой, а там, как-никак, есть настоящие врачи. Там будет и уход, и до некоторой степени контроль… Теперь принесли еще одного раненого. Его осторожно переложили с носилок на стол. Я разрезала промокшую марлю и сняла вату, которая тоже была пропитана свежей кровью. Доктор Финштейн стал осматривать рану, без сожаления тыча в нее зондом, а у несчастного солдата слезы катились градом от нестерпимой боли. Ведь живое мясо, только что разрезанное, вернее, разорванное куском стали! А этот неуч-садист тычет без толку и без малейшей осторожности в поисках сам не зная чего!.. Я держу ногу, а у самой мурашки бегают по спине…

– Не могу найти – не прощупывается! А должен быть! – говорит он и снова тычет. – Я уверен, что осколок или пуля должны быть здесь! Поэтому рана и кровоточит!

– Может быть, наложить тугую повязку и подождать часа два? Если не промокнет, то оставить до утра? Я сегодня дежурная и буду смотреть за ранеными. А в крайнем случае вызову вас, доктор.

– Ну нет, из-за этого я вставать не буду, да и живу я далеко, в турецкой части.

– Что же делать? Если вы уверены, что в ране осколок, то ведь нужно делать операцию?