Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Никак нет, не говорил ничего.

– Ну, хорошо! Тампон и тугую повязку! – И доктор вышел из перевязочной, недовольный оборотом дела.

Ох! И этот спасен!.. Всю ночь я осторожно поднимала одеяло и смотрела, не промокла ли повязка. Но все было благополучно – кровотечение, видимо, остановилось… К девяти часам утра приехали двадцать пять санитарных двуколок с доктором Евсеевым. Нас еще в шесть часов утра предупредили, чтобы раненые были готовы к отправке в Хой. Мы подбинтовали кого нужно, напоили чаем и стали помогать санитарам укладывать в двуколки. Я спросила доктора Евсеева, где мой муж.

– Иван Семенович уехал за ранеными еще в четыре часа утра. Я думаю, он скоро должен вернуться с ними.

– Александр Евграфович, у вас в транспорте есть тяжело раненные. Пожалуйста, посмотрите за ними. Идемте, я вам покажу их. Один, кажется, ранен в почку.

– Хорошо, покажите. Да только вы не волнуйтесь – доставлю благополучно всех!

В это время подошел доктор Финштейн.

– Сестра, тех раненых, которых мы вчера осматривали, нужно оставить до следующей эвакуации. Я думаю, что необходимо сделать им операцию!

Я позвала санитаров и сказала раненым, что их оставляют пока в госпитале.

– Не хочу я, сестра, оставаться здесь! Я хочу ехать! – чуть не плача, говорит Лаптев.

– И я тоже не хочу, – говорит Курочкин. – Тащили, мучили! А теперь обратно вытаскивать хотят! И опять терпеть муки!.. Не хочу.

– В чем дело, сестра? – спросил меня кто-то. Я оглянулась. К двуколке подошел главный врач госпиталя, а с ним Евсеев и еще какой-то врач. Я рассказала, что мы погрузили тяжело раненных, а теперь доктор Финштейн сказал, что их нужно снять для операции. Все трое подошли к двуколке.

– Ничего! Доедут! – поворачиваясь ко мне, говорит незнакомый врач. – Не стоит еще больше их мучить! Вот доктор Евсеев будет смотреть за ними.

– Сейчас должен вернуться транспорт с позиции и привезти новых раненых. Места для них нужно освободить, – обращаясь к доктору Финштейну, сказал незнакомый врач. Потом он обратился к Евсееву: – Если у вас все готово, то трогайтесь!

Транспорт ушел.

Старший врач обратился ко мне:

– Сестра Семина, вы ведь были дежурная? Идите домой, пока ваш муж не вернулся. А потом опять приходите помогать. Доктор Ващенко, вы не знакомы? Это жена доктора Семина. – Мы поздоровались, и я пошла домой. По дороге меня догнал доктор Ващенко.

– Транспорт вернется не раньше трех часов. У вас есть время поспать и отдохнуть. Я не знал, что вы были дежурная. Здесь тяжело работать, недостаточно персонала. Иногда привезут сразу несколько сот раненых, и всех нужно перевязать, накормить и оказать помощь. Персонал с ног сбивается, некогда ни есть, ни спать. А потом опять перерыв, и раненых подвезут какой-нибудь десяток-другой. Мы не задерживаем здесь их долго. С продовольствием трудно…

Мы дошли до моего дома и попрощались. Придя, я первым делом попросила у Гайдамакина теплой воды, чтобы помыться.

– Барыня, я топил баню. Я стираю белье, но воды теплой много. Если хочите, так идите в баню. Я сейчас приберу там.

– Мое белье не трогай! Я его сама помою. Слышишь?

Гайдамакин морщится и отворачивается, опустив голову:

– Когда ж вы мыть-то будете? Вам и пообедать нет времени! А я пропадаю без дела…

Пока я мылась, Гайдамакин сварил мне кофе. Но хлеб был черствый, как камень! А сгущенное молоко – один сахар. И все такое невкусное, что прямо в тоску вгоняет.

– Барыня! У меня есть жареное мясо. Подать? Ведь вы вчера не ужинали.

– Гайдамакин, я иду спать! Ты разбуди меня около трех часов. – Но сколько я ни лежала, а заснуть не могла. Встала, оделась и пошла в госпиталь. Только вошла в госпитальный двор, увидела сестер. Они куда-то шли и, увидев, меня, закричали:

– Сестра Семина! Идемте с нами кормить детей! – Они несли ведро полужидкой каши, тарелки и ложки. Мы пролезли в узкую, только что проделанную калитку, просто дыру в стене, прошли мимо колючего шиповника и остановились около небольшого домика с новыми дверями и с окнами, забитыми досками вместе стекол. В щели между этих досок следили за нами несколько пар детских, блестящих, как раскаленные угольки, глаз. Как только мы подошли ближе и стали открывать замок, эти угольки исчезли. Слышно было только, как босые ноги шуршали по голым доскам нар. (На день подстилки и одеяла выносились на двор на просушку.) Когда мы вошли в дом, большая часть детей забилась под нары, выглядывая оттуда со страхом. Остальные сидели на нарах и не могли с них сползти. Животы их были так огромны и вздуты, а ножки и ручки так тонки, что не верилось, что все это составляет одно тело. Несоразмерно огромная голова на тонкой шейке казалась надутым безобразным шаром. Только большие черные глаза были ненормально оживленные, полные животного страха, как бы ища убежища, куда им спрятаться. Несмотря на то, что сестры приходили каждый день и приносили им еду, уход и ласку, дети все же были страшно дики и неприветливы. Но все они отлично понимали, что в ведре им приносят еду! Из-под нар и других убежищ они выползали и хватали за ведро. Некоторым удавалось запустить руку и в ведро. Жидкая каша капала, просачиваясь сквозь пальцы, но они засовывали их в рот и обсасывали. Сестры дали им имена, но это мало помогало! Никто не знал своего имени и не отзывался на него.

Мы разлили кашу по тарелкам, раздали ложки, но не все понимали назначение их. Большинство ело просто с тарелки, как едят щенки или котята. Но делали это так быстро, что не успевали мы раздать пищу всем, как многие уже опять протягивали свои уже пустые тарелки и просили без слов добавки… Пришел санитар-армянин, который приставлен к детям, и сказал:

– Транспорт с ранеными приехал. Много пленных привезли.

Я сейчас же пошла в госпиталь. Еще издали увидев Ваню, я прямо пошла к нему.

– Здравствуй, Ваня! Много привез раненых?

– Хватит вам! Полные двуколки. Да еще в придачу раненых турок. А ты, что же, и домой не ходила после дежурства?

– Сестра! Идите записывать раненых, – позвал меня доктор.

Раненых турок всех заперли в одной комнате, а у дверей поставили часового. После раздачи обеда раненым и больным я сдала свое дежурство другой сестре и пошла домой. На углу госпитальной и нашей улицы я увидела Ваню. Он шел навстречу мне:

– Тиночка, что ты так долго