Клокочущая ярость. Революция и контрреволюция в искусстве - Гриша Брускин

Нечто подобное происходит и в произведении Петрова-Водкина, которое можно обозначить «сновидением в квадрате» или «двойным сном».

Кузьма Петров-Водкин. После боя, 1923

Василий Верещагин. Смертельно раненный, 1873

ЧЕРНЫЙ СВЕТ

Художник написал образы сна и иррациональных грез синими в синем пространстве. Это пространство освещено так называемым черным светом — ультрафиолетовыми лучами. Ультрафиолетовые лучи находятся за пределами коротковолновой границы видимого человеческим глазом спектра света. И выявляют таинственный мир, недоступный человеку при обычном освещении[56].

Мастер загипнотизировал Настоящее. И время «замерцало» синим светом между Прошлым и Будущим.

Ясное видение поразило героев полотна — бойцы узрели свои тени и смерть командира в волшебном зеркальце Грядущего.

«Командир» нашего художника не походит на «Смертельно раненного» Василия Верещагина. Тому — пронзенному пулей в реальном Настоящем — надлежит погибнуть в следующем Мгновении.

Главный же персонаж Петрова-Водкина убит в грезе. В сновидении. Он, как и лирический герой Лермонтова, не умер, а «заснул мертвым сном».

Сном во сне.

И снится убитому «вечерний пир» — трапеза: суп в котелке, кисет с табаком. И «в разговор веселый не вступающие» задумчивые сомнамбулы — бойцы. И грезится им, в свою очередь, «знакомый труп» убитого командира — участника трапезы. «В его груди дымясь чернеет рана, и льется кровь хладеющей струей». Магическая спираль — «сон во сне» — замыкается в картине «После боя», как в стихотворении Лермонтова. И возвращает читателя-зрителя к начальной строфе — к сну наяву трех бойцов.

СИМВОЛИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ

Петров-Водкин писал: если художник не испытал в своем творчестве влияния иконописи, он не русский художник. Потом добавлял: да и вовсе не художник.

Композиция картины «После боя» отсылает зрителя к христианской иконографии «Троицы».

Аллюзия с ветхозаветной историей приподнимает происходящее на холсте над земной суетой.

Заполняет «действительностью» мифическую форму.

И превращает изображенное событие в притчу.

Кузьма Петров-Водкин. На линии огня, 1916

Поза убитого в Гражданскую войну комиссара в картине «После боя» (1923) полностью совпадает с позой офицера царской армии, смертельно раненного в Первую мировую в полотне «На линии огня» (1916).

Оба героя изображены в одну и ту же долю секунду, отделяющую жизнь от смерти.

Это мгновение — время, прошедшее с момента попадания свинца в сердце воина, — отмерено расстоянием, на которое успела отлететь фуражка, сбитая с головы толчком от полученной пули.

Это расстояние в обеих картинах одинаково.

СВЯТОЙ ВОИН

Предположим, что одна и та же неслучайная пуля пробила сердце одного и того же воина на разных полях сражения в разные исторические моменты — одновременно — в нелинейном мерцающем времени.

Тогда мы имеем дело с мифологическим архетипом Святого воина. Воина, принимающего жертвенную смерть.

Воин Петрова-Водкина не умер, а умирает.

И каждый раз воскресает.

Как умирающий и оживающий бог древних мифологий.

ОБРАЗ-ЗНАК

А до полотен Кузьмы Сергеевича? Умирал ли раненный в сердце праведный русский воин в отечественной живописи?

Да, умирал.

В произведении Карла Павловича Брюллова «Осада Пскова».

Брюллов изобразил переломный момент в войне псковитян и войска польского короля Стефана Батория.

Момент, когда в битву вклинивается освещенная небесным светом религиозная процессия с крестами, хоругвями, чудотворным образом Богоматери и мощами святого благоверного князя Всеволода-Гавриила.

«Если Бог за нас, никто не осилит нас!»

Ополченцы с удвоенной силой рубят и побеждают врага.

В центре картины Карл Павлович поместил смертельно раненного молодого человека в белой рубахе.

Именно из «Осады Пскова» защитник города, юноша-ополченец, прижимая руку к ране в сердце и падая навзничь, «пришел умирать» в произведения Петрова-Водкина.

Сначала в полотно «На линии огня», а затем в картину «После боя».

Образ мигрирует из картины в картину, от одного художника к другому.

Что это значит?

Мы имеем дело с образом-знаком.

Карл Брюллов. Осада Пскова, 1839–1843

Значение жеста — праведная смерть — остается тем же, но последовательно меняется имя совершающего его персонажа: ополченец-юноша, прапорщик царской армии, красный комиссар…

«АХ ДА! Я БЫЛ УБИТ»

В работе «На линии огня» Смерть, взглянув в упор, отметила лица несущихся в атаке солдат страхом и яростью.

Сделала одинаковыми.

Лишь раненный в сердце прапорщик имеет характерные черты: бритый череп-огурец, крупный прямой нос клином, глаза со слегка монгольским разрезом, круглые брови, чувственный рот…

Знакомые черты.

Кого напоминает славный офицер?

Николая Степановича Гумилева.

Судя по надписи на сохранившемся наброске, поначалу для образа офицера «Линии огня» позировал молодой человек по имени Шура («Раненый офицер», 1915, ГРМ). Весьма тривиальной, невыразительной внешности.

Но, вероятно, именно с Гумилева, легенды столичной богемы, Петров-Водкин в конечном счете списал своего праведного воина.

Кузьма Сергеевич познакомился с поэтом в 1907 году в Париже.

В 1914-м Николай Степанович ушел добровольцем на фронт.

Вскоре овеянный славой поэт появился в Петрограде с двумя георгиевскими крестами на груди.

В униформе офицера-прапорщика.

Точь-в-точь как на картине Петрова-Водкина.

Николай Гумилев, 1915

Кузьма Петров-Водкин. На линии огня, 1916. Фрагмент

«НИ ПОЗВАТЬ, НИ КРИКНУТЬ, НИ ПОМОЧЬ»

Обладает ли художник даром предчувствия?

Да.

Спустя несколько лет Николая Степановича расстреляли чекисты.

Петров-Водкин, изобразив смертельно раненного Гумилева, предсказал будущее поэта.

Заглянул в 26 августа 1921 года.

Увидел Ковалевский лес возле изгиба реки Лубьи.

Кирпичную стену недалеко от арсенала Ржевского полигона.

В глаза бросился человек — бритый череп, нос клином. Докуривающий папиросу.

Издалека долетел шепот: «Я не трушу, я спокоен, Я поэт, моряк и воин…»[57]

И: «Господи,

прости

мои

прегрешения,

иду

в

последний

путь»[58].

Кузьма Петров-Водкин. Портрет Анны Ахматовой, 1922

ГОД СПУСТЯ

А год спустя, в 1922-м, Петров-Водкин запечатлел душу поэта с сомкнутыми веками, на синем фоне знаменитого портрета Анны Андреевны Ахматовой.

ЗА ФИЛОСОФИЮ СВОБОДЫ

Почему погибает герой картин Петрова-Водкина?

Не потому же, что «ветер с красным флагом разыгрался впереди».

Не за «музыку революции».

Не для того, чтоб «раздуть мировой пожар в крови».

И не потому, что «черная злоба, святая злоба» у него в груди. А во имя чего?

Во имя Свободы, разумеется.

Но не за «свободу, свободу, Эх, эх, без креста»?

Кузьма Петров-Водкин. Смерть комиссара, 1927. Эскиз

И не чтоб «пальнуть пулей в Святую Русь».

А за что воин принимает «мечное сечение»?

«За Землю, за Волю, за