Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

историю в мельчайших подробностях и получить достоверные знания о прошлом».

«Что же до причины, по которой благодаря истечению жидкости, без красок и живописного искусства, на льняной ткани проявилось лицо, и каким образом то, что получилось из тленного материала, не подверглось со временем никакой порче, а также всех прочих вопросов, которые тот, кого заботит физическая действительность, склонен старательно исследовать, нам следует довериться непостижимой премудрости Божьей»[93].

Через несколько дней после прибытия ковчега во дворце состоялось поклонение святыне в узком кругу; в числе присутствующих были император Роман Лакапин, его сыновья и зять. В хронике, приписываемой Симеону Метафрасту, об этом событии рассказывается со слов очевидца, монаха Сергия, святого человека, приближенного к императору. «Когда все рассматривали беспорочный отпечаток на святом плате Сына Божьего, сыновья императора [Стефан и Константин] сказали, что видят только лицо. Зять же [Порфирогенет] сказал, что видит глаза и уши. Преподобный Сергий сказал им: „Каждый из вас видел истинно“. И добавил: „Не мои слова, но пророка Давида: очи Господни обращены на праведников, и уши Его – к воплю их. Но лицо Господне против делающих зло, чтобы истребить с земли память о них (Пс. 33: 16)“. При этих словах исполнились они гнева и стали замышлять против него».

Этим комментарием автор намекает на события, которые несколько недель спустя закончатся свержением императора. 20 декабря 944 года, опасаясь, что они не унаследуют своему отцу, Роману I Лакапину, который становился все более набожным и в завещании отдавал предпочтение своему зятю Константину VII Багрянородному, Стефан и Константин отстранили семидесятичетырехлетнего императора от власти, заставили его постричься в монахи и сослали на остров Проти в Мраморном море. Но народ, верный древней македонской династии, устроил шумную демонстрацию перед императорским дворцом, требуя Константина VII. Таким образом, тот начал свое самостоятельное царствование в возрасте тридцати девяти лет. Было решено, что шурины будут помогать ему править, но те, к несчастью для себя, попытались его отравить, и тогда Константин арестовал их и сослал в монастыри. Только после этого смутного времени Образ наконец был окончательно перенесен на хранение в Фаросскую церковь, где его разместили «по правую руку, лицом на Восток»[94].

«Что представляет интерес для нашей темы, – замечает отец Дюбарль, – так это размытость и нечеткость знаменитого Образа. Детали различить трудно. Именно такое впечатление производит сегодня Туринская плащаница, как при непосредственном изучении, так и на фотографии, в виде позитива, который не восстановил нормального вида лица»[95].

КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Византийское собрание реликвий Страстей Христовых

Дворцовая церковь Богоматери Фаросской, часть комплекса Вуколеон (Священный дворец), располагалась рядом с большим маяком (отсюда и ее название[96]). С центральным нервюрным куполом, тремя апсидами, нартексом и элегантным атриумом, облицованная изнутри цветным мрамором и украшенная позолоченными мозаиками, она была построена в VIII веке, по-видимому, при Константине V, и перестроена в 863–864 годах при Михаиле III. «В куполе изображен Христос в окружении ангелов, в конхе апсиды – молящаяся Богородица, а на сводах и арках – апостолы, мученики и пророки»[97]. Алтарь был инкрустирован эмалью и драгоценными камнями, а мебель отделана золотом и серебром[98].

Именно здесь после иконоборческого кризиса византийские императоры решили хранить самое большое и впечатляющее собрание священных реликвий, чтобы сделать это место символом могущества империи. По мнению русского историка Алексея Лидова, Фаросская церковь должна была стать новым Гробом Господним в «византийском Иерусалиме». Вслед за Крестом Господним, привезенным в Константинополь в 635 году и хранившимся изначально в Святой Софии, сюда был перенесен Эдесский образ (то есть Мандилион и Плащаница). В 956 году Константин VII Багрянородный поместил в церковь на хранение десницу (за вычетом большого пальца) святого Иоанна Крестителя, а в 963 году – фрагмент его одеяний. Четыре года спустя император Никифор II Фока добавил к собранию образ на черепице, или Керамион, привезенный из Иераполиса. В следующем году в Фаросской церкви оказался пузырек с кровью Христа, собранной с Бейрутского распятия. В 974 году – Его сандалии. В 1032 году, когда военачальник Георгий Маниак отвоевал Эдессу у Сельджукидов, прибыл оригинал псевдописьма Христа к царю Авгарю. В 1063 году из Иерусалима был перевезен священный терновый венец. И наконец, незадолго до 1180 года в маленькой церкви появился кусочек камня помазания. Воздержимся от обсуждения подлинности этих реликвий; отметим только, что создание этой коллекции в дворцовой церкви было одновременно и следствием военных походов на Восток, и символом восстановления Византийской империи.

Мы не знаем, когда именно большое льняное полотно с «Образом, не сотворенным рукой человеческой», было окончательно признано Плащаницей Иисуса, но к 958 году это уже произошло. Именно тогда Константин VII Багрянородный обратился к своим войскам, сражавшимся в Тарсе, Киликии и других землях Востока. Чтобы поощрить доблесть своих солдат, он объявил, что им будет послана вода, освященная прикосновением к фаросским святыням, «беспорочным и высокочтимым знакам Страстей истинного Господа нашего Христа: драгоценному древу [фрагментам Креста], беспорочному копью, драгоценной надписи [на titulus crucis, Крестном титле], чудотворному стеблю тростника [вложенному Иисусу в руки после измывательств у Пилата], животворящей крови, истекшей из Его бока, Ризе, священным σπάργανα [пеленам], синдонию, несшему образ Господа, и другим знакам его беспорочных Страстей»[99].

Все указывает на то, что синдоний (плащаница), о котором говорит Константин, действительно наша будущая Туринская плащаница. Следует отметить, что в императорском послании не упоминается Мандилион, привезенный в Константинополь взамен исчезнувшего камулианского образа. Правда, он и не относится к реликвиям Страстей Христовых.

Итак, впервые Плащаница перестала быть частью легенды о царе Авгаре. То, что она была погребальной реликвией, казалось несовместимым с живым портретом, который Иисус, по преданию, передал топарху Осроены. Следует также отметить, что речь Константина VII Багрянородного свидетельствовала об изменении в восприятии византийского христианина. Да, в битве у Мильвийского моста в 312 году Константин Великий поместил на свой штандарт крест, но то был крест победительный (или хризма?). Здесь же в помощь призываются Страсти Господни в их космическом измерении, его искупительные страдания и смерть выдвигаются на передний план и рассматриваются как залог победы.

«Зрелище для элиты» (Йен Уилсон)

На протяжении всего своего пребывания в Константинополе Плащаница оставалась в ковчеге, так что верующие не могли ей поклониться. В Византии в ее честь не проводили никаких публичных церемоний. Казалось немыслимым, чтобы простые смертные коснулись ее даже взглядом[100]. Об этом ясно говорится в гимне, сочиненном к празднествам 16 августа и включенном в Менологий, византийский литургический календарь, и подчеркивается священная природа Образа:

Как можем смертными очамиСей Образ созерцать,Чье великолепье таково,Что воинства небесные его не смеют созерцать?[101]

Хотя Образ был принесен сюда для защиты города, теперь он фактически стал частью императорской коллекции, бережно хранившейся в церкви Богоматери Фаросской, в стенах императорского дворца.

К слову, в иерархии святых реликвий Образ (Мандилион вместе с Плащаницей) стоял не так уж высоко. Он шел лишь после Истинного Креста, или