Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

землетрясения, моровые поветрия, наблюдения комет, огненных столпов, «знамений змиевых» и т. д., и т. п. Все подобные явления подпадают под категорию предвестников конца света, а потому каждое из них могло стать логическим завершением труда летописца — в полном соответствии с программой, провозглашенной в названии одной из первых древнерусских летописей.

В самом конце «Свода Никона» под 1068 годом сообщается о нашествии «иноплеменников»-половцев. Согласно апокрифическому «Откровению» Мефодия Патарского (Псевдо-Мефодия), на которого часто ссылались первые древнерусские летописцы, это могло служить одним из знамений приближающегося конца света. Мало того, тот же Мефодий Патарский утверждал, что конец света должен был случиться «в первый месяц девятого индикта». Ближайший 9-й индикт наступал 1 сентября 1072 года — через три с половиной года после «прихожения поганых половцев», а именно на этот срок, как считалось, дьявол будет освобожден в «последние дни». Очевидно, поэтому здесь же приводится так называемое «Поучение о казнях Божиих», в котором подробно перечисляются знамения грядущего конца человеческой истории, перечень грехов, в которые впали люди, и примеров поведения, достойных настоящего христианина, — за чем следует призыв к покаянию. Этот призыв еще не раз вспомнят древнерусские авторы последующих веков.

Нашествие «иноплеменников» будет иметь особое значение и для последующих поколений летописцев. В «Откровении» Мефодия говорилось, что «последние времена» будут ознаменованы нашествием сначала «сынов Измаиловых», а затем «нечистых человеков» и, наконец, народов Гог и Магог, которых когда-то «заклепал» Александр Македонский в Етривской пустыне, — и сразу за этим наступит конец света. Поэтому каждый раз, когда на Русь нападали «поганые», перед летописцем вставала непростая задача: понять, кто эти новые «иноплеменники» — пока еще «Измаильтяне»? или уже «нечистые человеки»? Это давало бы ему возможность понять, насколько близок конец света.

Так, летописная статья 6601 (1093) года начинается с упоминания индикта («индикта 1 лето»), а в конце статьи 6604 (1096) года следует не совсем обычное указание: «это было в середине 4 индикта». Две эти даты образуют своеобразную рамку в три с половиной года — как мы помним, срок, на который в Конце времен дьявол будет отпущен на землю. В этих записях, которые завершают «Начальный свод», потрясает обилие дурных предзнаменований: едва ли не весь текст летописи за этот период представляет собой перечень примет приближающегося конца света. Сообщается и о знамении в Солнце, и о падении с неба некоего змея, и о землетрясении, и о появлении «волхвов», и о налетах саранчи, и о моровых поветриях, и, наконец, о «нахождении» иноплеменников. Здесь же вновь встречаются пространные рассуждения о казнях Божиих. Но самое главное, в этой статье, ссылаясь на Мефодия Патарского, летописец впервые называет половцев «безбожными сынами Измаиловыми».

Индиктом завершается и «Повесть временных лет» по Лаврентьевскому списку. Уточнение Сильвестра, что он закончил свой труд в 9-м индикте, становится понятным, если еще раз вспомнить, что написано у Мефодия Патарского о дате наступления «последних дней».

Вместе с тем продолжала развиваться идея, заложенная Иларионом в «Слове о законе и благодати»: перед грядущим апокалипсисом центр православного мира переместился в Киев — Новый Иерусалим.

Эта тема является ведущей и в «Повести временных лет». Летописец сначала в недатированной части рассказывает о том, как после раздела земли между сыновьями Ноя (вот откуда пошла Руская земля!) Слово Божие было утрачено (разделение языков — начало собственно язычества), а затем вновь обретено — через «преложение Книг» (Священного Писания) на славянский язык. Между этими рассказами автор «Повести временных лет» вставил легенду о том, как апостол Андрей, остановившийся на днепровских «горах» (крутом правом берегу), предсказал основание Киева: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей».

Затем, на первый взгляд, тема перехода богоизбранной земли на Русь отходит на второй план. Однако это не так. Просто эта идея развивается летописцами в образах, которые нашему современнику не вполне очевидны.

Свидетельством о том, что именно Киеву суждено стать новым центром христианского мира, становятся знаменитые слова Олега, захватившего столицу полян: «Се буди мати городом русскым». По мнению Д. С. Лихачева, «слова Олега имеют вполне точный смысл: Олег объявляет Киев столицей Руси». «Мать городов», по мнению автора этого комментария, просто является буквальным переводом греческого слова μητρόπολις — «столица» (греческое слово πολις женского рода). Дело, однако, в том, что в древнерусских текстах матерью городов назывался только один город — Иерусалим. Так что Киев здесь называется летописцем (а мы в данном тексте «слышим» именно его, а не Олега) не просто столицей Руси, но центром богоспасаемого мира.

Утрата Константинополем этой функции подчеркивается вымышленными обстоятельствами падения столицы Византии при осаде ее Олегом в 907 году. Греки якобы сдались, когда тот приказал поставить свои корабли на колеса и подойти к Царьграду со стороны суши. Это — прямое воплощение бытовавшего в Византии предсказания, согласно которому «Седмохолмый» падет, когда неприятельский флот «переплывет сушу», но потом люди «от рода русского» возьмут его под свою защиту. В таком прочтении становится понятным и упоминание о том, что Олег повесил щит на городские ворота Константинополя. Вешал ли «реальный» Олег свой щит на врата Царьграда, не знает — да и, скорее всего, никогда не узнает — никто. Но так, согласно пророчеству Иезекииля, поступали воины, бравшие город Тир под свою защиту. Упоминание же представителей «рода русского» в греческих пророчествах заставляет вспомнить первые строки договора с греками, заключенного Олегом в 6420 (911) году: «мы от рода Рускаго…»

Об утрате Константинополем статуса центра православного мира косвенно повествует и сообщение о визите княгини Ольги к византийскому императору. Летописная интерпретация этого исторического события, подробно описанного Константином Багрянородным, превращает язычницу Ольгу в лучшего знатока христианских законов, нежели греческий император. В данном рассказе речь идет о том, что Русь перенимает у Византии пальму первенства в христианском мире — буквально с момента крещения первой княгини-христианки.

Продолжением этой темы является и заявление князя Святослава о том, что он хочет жить в «Переяславци на Дунае, яко то есть середа в земли моей». Естественно, эта речь Святослава — не протокольная запись, а текст, созданный гораздо позднее летописцем-христианином. И это — не политическая декларация, имеющая какую-то экономическую основу. «Середой земли» в древнерусской литературе домонгольского времени обычно называли все тот же Иерусалим.

Окончательное же закрепление за Киевом нового статуса центра богоспасаемого мира — Нового Иерусалима — происходит после крещения Руси князем Владимиром. Об этом, в частности, свидетельствует летописный рассказ о строительстве храма Успения Пресвятой Богородицы (Десятинной церкви). Он едва ли не дословно воспроизводит повествование о возведении Храма Господня Соломоном в библейской Третьей книге Царств. Для летописца и его читателей образ Владимира, очевидно, отождествлялся с Соломоном, образ Киева — с Иерусалимом, а образ Десятинной церкви — с «домом Господа». Да и сама Десятинная церковь была освящена 11