Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

переносил все с примерной терпеливостью. Хозяин открывал рот только для того, чтобы говорить, а я – лишь для новой порции еды. Беседа его, обратившаяся в чистый монолог, вращалась вокруг европейских государей, и он жаловался на всех без исключения, даже на умерших тридцать лет назад. Впрочем, аппетит помогал мне переваривать эти анахронизмы. Припоминаю, как он с большой горечью сетовал на министров Людовика XV, которые, по его словам, отказывали ему даже в стакане воды, каковое утверждение показалось мне довольно странным. Однако же выяснилось, что на самом деле сей стакан воды заключается в черной ленте Св. Михаила, которая, как он утверждал, беспрепятственно раздавалась даже откровенным ослам.

«Несомненно, – утешил я его, – с вами поступили несправедливо, отказав в этом». За десертом, когда его жалобы иссякли, я упомянул о своих собственных неустройствах и вполне откровенно пожаловался на фортуну. Мне были нужны пятьдесят цехинов, и он щедро предложил их. Я не возвратил ему эти деньги и, возможно, так никогда и не возвращу – человек предполагает, а Бог располагает!

В Ливорно застал я русскую эскадру, все еще задерживаемую противными ветрами. Английский консул сразу же представил меня графу Орлову, который остановился у него в доме. Граф знал меня еще по Санкт-Петербургу и объявил, что мое присутствие на борту будет для него весьма приятно, и предложил тут же распорядиться о доставке моих чемоданов, поскольку предполагал сняться с якоря при первом же благоприятном ветре. Когда я остался наедине с консулом, последний спросил, в каком качестве я предполагаю сопровождать адмирала.

«Именно это мне и хотелось бы выяснить, прежде чем перебираться на корабль. Я непременно разъясню все обстоятельства».

Подобная комиссия была довольна затруднительна, но я не люблю неясных положений и посему сразу же отправился к графу. Его превосходительство оказался занят бумагами и просил подождать одну минуту. Эта минута длилась добрых два часа, по истечении которых я увидел выходящего из кабинета польского посланника в Венеции г-на де Лольо, знакомого мне по Берлину.

– Что вы делаете здесь? – спросил он.

– Жду.

– Не аудиенции ли у адмирала? Он сейчас весьма занят.

– Я имел возможность убедиться в этом за два последних часа.

Тем не менее являлись новые посетители, и их принимали. Столь откровенная неучтивость возмутила меня. По прошествии четырех часов сидения моего в приемной адмирал вышел в сопровождении свиты и на мою просьбу об аудиенции, ожидаемой с самого утра, ответствовал приглашением к обеду. Я был пунктуален и явился к столу, за которым гости сидели без разбора чинов и званий. Меня крайне удручило то, что обедавших было вдвое больше, чем поставленных кувертов. Нам с соседом даже пришлось есть какое-то блюдо из одной тарелки. Никогда еще более дурные кушанья не подавались более прожорливым сотрапезникам. Вино отдавало морской водой, а все блюда были безнадежно испорчены. Разговор превосходил худший из кошачьих концертов, в нем слышались все варварские наречия, распространенные от берегов Невы до подножия Балкан. Орлов для возбуждения у гостей аппетита время от времени выкрикивал: «Ешьте же!» И гости принимались давиться. Сам он ни к чему не притрагивался и был занят тем, что делал пометки карандашом на письмах, которые тут же читал. На десерт подали ром и водку, и сии напитки вызвали блеск в глазах обедавших варваров. После кофе граф увлек меня к окну, и вот слово в слово наша короткая беседа:

– Ну, мой друг, ваши вещи уже на корабле? Мы отправляемся завтра.

– Позвольте мне, ваша светлость, спросить, какие обязанности вы предполагаете поручить мне?

– Я ничего не могу предложить вам. Вы будете следовать как друг.

– Я высоко ценю сию благосклонность и почту за честь любое назначение, которое могло бы доставить мне случай защитить вашу особу даже ценой собственной жизни. Но одно расположение вашего превосходительства не приблизит меня к делам экспедиции. Я не желаю, чтобы меня считали нахлебником, который в лучшем случае способен развлекать вашу свиту шутками. Мне необходимо занятие, дающее право носить ваш мундир.

– Это невозможно! Рассудите сами, мой милый, куда я вас дену?

– Поручите мне дело, и увидите! Я не трус и, может быть, не лишен некоторых талантов. Кроме того, я бегло говорю на языке той страны, куда вы отправляетесь.

– Я решительно не в состоянии предложить вам какое-нибудь занятие.

– В таком случае мне остается лишь пожелать вашему превосходительству удачи. Я же поеду в Рим. Желаю также, чтобы у вас не было причин раскаиваться! Ведь без моей помощи вам никогда не пройти Дарданеллы.

– Что за предсказания! Уж не оракул ли вы или, может быть, пророк?

– И тот и другой.

– Что ж, посмотрим, почтенный Калхас![254]

На следующее утро русская эскадра подняла паруса и вышла в море.

Я предполагал провести несколько дней в Риме, однако, узнав, что там находится мой братец-аббат, поспешил уехать в Неаполь. Первым человеком, которого я встретил в этом городе, был кавалер Гудар, знакомый мне еще по Лондону. Он уже давно обосновался в Неаполе и занимал весьма импозантный особняк. Гудар женился на своей прежней любовнице – красивой ирландке Саре, прислуживавшей когда-то в трактире и довольно близко мне знакомой.

Сара Гудар разительно переменилась: сдержанные и непринужденные манеры, наряд знатной итальянской дамы, так что я с трудом узнал ее. Она приняла меня учтиво, но с холодностью. За обедом сидело тридцать персон, все они были иностранцами самого высокого ранга. Я насчитал трех князей, восемь герцогов и семь маркизов. Остальные – бароны или по меньшей мере кавалеры. Все европейские ордена блистали за столом, во главе которого восседала мадам Гудар. Как ни странно, эта высшая аристократия ездила к Гудару, в то время как его жена нигде не появлялась. Старый плут посвятил меня в свою тайну, признавшись, что живет только благодаря игре. Фундаментом его благополучия были фараон и бириби.

– Если судить по твоей обстановке, ты сильно выигрываешь.

– Входи в долю, и узнаешь сам!

Я принял его предложение, которое обещало моему кошельку столь необходимый улов. В тот же вечер я сделал крупную ставку. Собралось многочисленное общество, и на сукне лежало более шестисот унций. В час ночи банк лопнул из-за подлога, поскольку банкометом был отъявленный шулер граф Медини. Оставшись наедине с Гударом и этим графом, я объявил первому, что требую возвратить мои деньги. Гудар велел Медини удовлетворить меня, но тот посоветовал ему выйти охладиться.

– Договаривайтесь как хотите, – сказал я Гудару, – но, если не вернете мои деньги, я объявлю вам