Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

семейству Северини, и после сего я потерял всякий интерес к ученым изысканиям. У Северини была сестра тридцати трех лет, из коих сама она признавала лишь двадцать четыре. Не будучи красавицей, она могла еще пленять и к тому же весьма гордилась своей девственностью, которая начинала уже приносить ей немалые тяготы. Сделавшись предметом ее внимания, я ответил взаимностью и открыл дотоле неведомые сей перезрелой деве восторги. Жила она в доме знаменитого тенора Карнали. Пансион стоил мне дюжину цехинов в месяц, а любовница и вовсе ничего. Северини, сам записной развратник, свел меня со всеми поющими и пляшущими нимфами города. Мы доставили себе несколько прелестных увеселений втайне от его сестры, непомерно ревнивой, как это всегда бывает при первой любви.

В Болонье я безумно увлекся одной совсем юной девицей, и так как не мог сдерживать свою страсть, приходилось щедростью восполнять разницу в летах. Маленькая Вичиолетта жила в доме старой тетушки, которая следила за ней оком аргуса. Я впервые увидел сию девицу у Северини, куда почтенная дуэнья приводила свою племянницу учиться музыке. В одном доме с этими дамами обитал некий молодой обладатель тонзуры, истинное назначение которого было весьма далеко от святой обители. Благодаря своей любезности и услужливости он сумел покорить сердце тетушки. Но я даже не подозревал, что он неравнодушно смотрит на маленькую племянницу. Девица разговаривала с ним тем холодным и учтивым тоном, который у женщин есть верный признак безразличия. Я никогда не встречал более искусного притворства обоих соучастников, открывшегося впоследствии и далеко не без ущерба для меня. В продолжение пятнадцати дней я осыпал прелестницу знаками внимания. Один подарок следовал за другим, и мне уже казалось, что приближается верная победа. Тетушка, первое время косившаяся на мои домогательства, стала выказывать больше терпимости благодаря одному лишь упоминанию о женитьбе, что неизменно производит свое действие на доверчивые умы. Я ждал лишь оказии встретиться с девицей наедине, чтобы ускорить развязку.

К сему представлялись большие препятствия, лишь разжигавшие мое вожделение. Красавица уже было соглашалась, но предстояло найти в доме какой-нибудь уголок, удобный для наших свиданий. Я знал стесненные обстоятельства маленького обладателя тонзуры и без дальнейших объяснений предложил ему четыре луидора, если он согласится приискать себе на пару недель другое жилище. Он сильно покраснел и отказался. Я постепенно увеличивал цену и дошел до двадцати луидоров, но его упорство оставалось неколебимо. В конце концов он заявил, что не уступит свою комнату и за миллион. Рядом с ним жила одна падуанка, особа довольно располагающая, хотя и не первой молодости. Я заключил, что они прекрасно спелись, и сказал ему:

– Вероятно, сердечные дела привязывают вас к этой комнате. Мое предложение объясняется теми же причинами. Хорошо, оставайтесь на своем месте, но уступите мне его только на одну ночь.

Носитель тонзуры снова покраснел, на сей раз от гнева. Я понял, что обидел его, и не настаивал более. Однако же на другой день он отвел меня в сторону и с улыбкой сказал, что если мне сгодится чердак, то достаточно лишь подняться на третий этаж.

– Чердак или комната, не все ли равно! Но как раздобыть ключ?

– Там кладовка синьорины Вичиолетты.

Не теряя времени, я вооружился отмычкой и набором ключей и, без труда отперев дверь, убедился, что в кладовке можно поместить матрац. Когда я рассказал о своем открытии моей красавице, она была несколько удивлена и высказала кое-какие сомнения, которые я с легкостью опровергнул. Мы сговорились, что она явится сразу, как только заснет тетушка. В десять часов я раскланялся с дамами, но, вместо того чтобы выйти на улицу, потихоньку прокрался на чердак, дверь которого показалась мне вратами рая. Через час в коридоре послышался шум. Не сомневаясь, что это сама девица, я приготовился было отворить дверь, но вдруг с той стороны в замок вставили ключ, раздалось «крик-крак», и я оказался запертым. По всей очевидности, я стал жертвой маленького аббата. Поклявшись как следует проучить его, я стал устраиваться, чтобы хоть как-то провести ночь в сей удушающей конуре. К тому же меня беспокоило то, как вообще выбраться наружу. Но через минуту в дверь вдруг осторожно постучали, и я услышал взрыв смеха. Читатель, посмотри на мое ослепление! Мне даже не пришло в голову, что синьорина Вичиолетта может быть сообщницей аббата. И поелику положение мое и на самом деле оказалось комическим, ее ответ выглядел для меня вполне натурально. После прескверной ночи мне удалось, уже на рассвете, открыть дверь или, вернее, почти выломать ее. Вернувшись к себе, я бросился в постель и проспал до вечера. Когда я вновь явился к Вичиолетте, то застал тетушку в страшном возбуждении. Она рассказала мне, что прошлой ночью в дом забрались воры, взломали ее чулан и поэтому теперь ей нельзя ложиться всю ночь. «Я присмотрю за домом вместо вас», – отвечал я, бросив многозначительный взгляд на племянницу. Добрая женщина приготовила для меня постель у себя в спальне. Я предупредил ее, что в полночь сделаю обход дома, и она заснула вполне успокоенная. Я тотчас же поднялся, потихоньку проскользнул в комнату малютки и направился прямо к ее кровати. Но там никого не было. Подумав, что она может ждать меня на чердаке, я поспешил туда. Но и там мой стук и призывы остались без ответа. Только теперь у меня зародились подозрения. Все с той же поспешностью я спустился к комнате маленького аббата и, заглянув в замочную скважину, увидел, что юная чета развлекается игрой в зверя с двумя спинами. Для усиления своих наслаждений они даже озаботились зажечь канделябр. Задыхаясь от гнева и стыда, я побежал и с криком «Я нашел вора, он заперся в комнате аббата!» поднял старуху, которая никак не могла понять причину моего раздражения. Я потащил ее за собой и, пригрозив любовникам сломать дверь, вынудил их отворить. Как легко догадаться, я навсегда простился с Вичиолеттой. Это было самое нелепое из моих последних увлечений.

Около сего времени остававшийся без занятий Северини нашел себе место гувернера при одном молодом неаполитанском графе и уехал из Болоньи. Я подумывал о том, чтобы последовать его примеру. У меня наладилась переписка с Загури, который не терял надежды призвать меня обратно в Венецию. Писал мне и Дандоло. Ему представлялось уместным, чтобы я поселился вблизи границ Республики и тем самым дал трибуналу инквизиторов возможность удостовериться в безупречности моего образа жизни. Поддерживал таковое мнение и брат герцогини