Брехт - Вальтер Беньямин

Тот, кто прочитал это стихотворение, прошел поэта насквозь, словно сквозь ворота, на которых читается выцветшая надпись Б. Б. Поэт хочет задержать читателя не более, чем ворота – проходящего. Ворота, по всей вероятности, уже много веков назад покосились: они всё еще стоят, поскольку никому не преграждали путь. Б. Б., не стоящий ни у кого на пути, был бы достоин своего прозвища – бедный Б. Б. Для того, кто не стоит ни у кого на пути и от кого ничего не зависит, не может уже произойти ничего существенного – кроме решения встать на пути и стать проблемой. Об этом решении свидетельствуют более поздние циклы. Их дело – классовая борьба. Лучше всего за свое дело постоит тот, кто начал с того, что отринул себя.

О «Штудиях»[82]

О стихах Данте, посвященных Беатриче

(Перевод Е. Эткинда[83])

По-прежнему над мрамором гробницы,

Где та лежит, которой не сумел

Он овладеть, хотя весьма хотел,

Витает лик пленительной девицы.

Он повелел не забывать о ней,

Воспев ее терцинами такими,

Что всем пришлось запомнить это имя,

Прожившее в стихах до наших дней.

Безнравственности положил начало

Он, певший то, чего не испытал,

А только мимоходом увидал.

С тех пор, как эта песня прозвучала,

Томит мужчин случайный облик тот,

Который им на улице мелькнет.

О пьесе Клейста «Принц Гомбургский»

(Перевод А. Голембы[84])

О бранденбургский парк былых времен!

О духовидцев тщетные мечтанья!

О воин на коленях – эталон

Отваги и законопослушанья!

Лавровый посох очень больно бьет,

Ты победил наперекор приказу.

Безумца оставляет Ника сразу,

Ослушника ведут на эшафот.

Очищен, просветлен, обезоружен

Опальный воин – и крупней жемчужин

Холодный пот под лаврами венка.

Он пал с врагами Бранденбурга рядом,

Мерцают пред его померкшим взглядом

Обломки благородного клинка.

Название «Штудии» представляет собой не столько плоды ученической прилежности, сколько otium cum dignitate. Подобно тому как рука графика, играючи на досуге, запечатлевает формы на полях пластины [для гравирования], так и на полях произведений Брехта запечатлены образы из былых времен. Поэту удается, исходя из своего творческого опыта, взглянуть на прошлое через настоящее. Как говорит Эдуард Мёрике: «Как я сплетаю ловкими руками / Венки из возникающих сонетов. / Пока глаза пасутся на стерне» [Дословно: В то время как глаза вдали пасутся] (пер. Иосифа Бобровицкого)[85]. Именно расфокусированный взгляд вдаль тайком вносит свой вклад в строжайшую поэтическую форму.

Из поздних произведений «Штудии» особенно тесно связаны с «Домашними проповедями». «Домашние проповеди» подвергают сомнению различные аспекты нашей морали; в них есть оговорки по поводу ряда традиционных заповедей. Но всё же они далеки от того, чтобы прямо их высказать. «Проповеди» вносят оговорки в виде вариантов моральных позиций и жестов, привычная форма которых кажется уже не вполне оправданной. «Штудии» поступают аналогичным образом с целым рядом литературных документов и сочинений. Они высказывают оговорки, которые уместно сделать по отношению к ним. Но, упаковывая содержание оговорок в форму сонета, «Штудии» одновременно подвергают их перепроверке. То, что они выдерживают это испытание [формой сонета], может быть своеобразным доказательством их добротности.

Оговорка предъявляется в этих штудиях не без реверанса. Безоговорочное почтение, соответствующее варварскому представлению о культуре, уступило место почтению, полному оговорок.

О «Хрестоматии для жителей городов»

Первое стихотворение из «Хрестоматии для жителей городов»

(Перевод С. Третьякова[86])

Отстань от товарищей на вокзале,

Застегнув пиджак, беги раненько в город.

Сними квартиру и, когда постучит товарищ,

Не открывай, о, не открывай дверей.

Наоборот.

Не оставляй следов.

Встретив родителей в городе Гамбурге или еще где,

Мимо пройди, как чужой, за угол заверни, не узнав.

На глаза натяни шляпу, подаренную ими.

Не показывай, о, не показывай лица.

Наоборот.

Не оставляй следов.

Есть мясо? Ешь его, впрок не запасайся.

В любой дом заходи, если дождь, на любой стул,

который найдется, садись.

Но не засиживайся и не забудь шляпу.

Я тебе говорю —

Не оставляй следов.

Дважды не повторяй того, что сказал.

Если найдешь свою мысль у другого, отрекись от нее.

Подписи кто не давал, кто не оставил портрета,

Кто очевидцем не был, кто не сказал ни слова,

Как того поймать?

Не оставляй следов.

Если решишь умирать, позаботься,

Памятника чтоб не было – он выдаст, где ты лежишь.

Надписи тоже не надо (она на тебя укажет).

И года смерти не нужно – он тебя подведет.

Напоминаю —

Не оставляй следов.

(Так обучали меня.)

Арнольд Цвейг однажды сказал, что этот цикл стихотворений в последние годы приобрел новый смысл. Что в нем город представлен таким, каким его узнает эмигрант в чужой стране. Это правда. Но не стоит забывать: борец за эксплуатируемый класс – и в собственной стране эмигрант. Последний люструм[87] его политической работы в Веймарской республике означал для убежденного коммуниста криптоэмиграцию. Брехт именно так переживал это время. Вероятно, это и стало непосредственным поводом для написания этого цикла. Криптоэмиграция была предварительной формой собственно эмиграции; а также она была предварительной формой нелегальности.

Не оставляй следов!

– предписание для нелегалов.

Если найдешь свою мысль у другого, отрекись от нее.

– странное предписание для интеллектуалов 1928 года, кристально ясное для интеллектуалов-нелегалов.

Если решишь умирать, позаботься,

Памятника чтоб не было – он выдаст, где ты лежишь.

– только это предписание, пожалуй, устарело; эту заботу нелегалов взял на себя Гитлер и его люди.

Город оказывается в этой хрестоматии ареной экзистенциальной и классовой борьбы. В первом случае из этого проистекает анархическая перспектива, что связывает этот цикл с «Домашними проповедями», во втором случае – революционная [перспектива], что перебрасывает мостик к последующим «Трем солдатам». Как бы то ни было, город остается полем битвы. Невозможно себе представить наблюдателя, который был бы более равнодушным к прелестям ландшафта, нежели наблюдатель сражения со стратегически наметанным взглядом. Невозможно себе представить