Король пиратов. Удивительная история Генри Эвери и зарождение Золотого века пиратства - Шон Кингсли

Помимо развлечений, моряки заходили в Нассау, чтобы починить и переоснастить свои потрепанные суда. Из окна таверны Эвери обозревал берега, усеянные следами ремонта, брошенными корпусами и сгоревшими призами[300]. Широкие открытые пляжи острова идеально подходили для кренгования обросших судов: матросы вытаскивали их на мель, наклоняли и соскребали балянусов и корабельных червей, которыми кишат тропические воды Карибского моря. Через несколько лет Нью-Провиденс превратится в столицу бродяг американских колоний и место скупки награбленного по бросовым ценам. Все будут руководствоваться одним правилом: «Побеждает сильнейший»[301].

Генри Эвери потягивал вино из своего стакана – пиратскому королю не подобает католическая трезвость. Пусть его считали врагом всего человечества, но он все равно до самой смерти оставался защитником Короны – британской протестантской Короны. Верные роялисты любили кутить, и нет ничего веселее, чем выпить аристократического кларета за монархию. К тому же кларет – самая дорогая выпивка высшего сорта, а Генри Эвери не собирался обмывать свою удачу пивом из сточных вод или адским ямайским ромом. Он планировал расправиться с парой бутылок шато о-брион, надравшись вдрызг. Если напиток достаточно хорош для винного погреба короля Карла II, то он достаточно хорош и для короля пиратов.

У Эвери хватало причин вернуться домой. Он всегда соблюдал определенный нравственный кодекс. Хотя мир считал его темнейшей душой океана, бессердечным головорезом, готовым на все ради нескольких песо, Эвери старался удержать свой экипаж на стороне закона.

Когда Генри решил попытать удачу в охоте за чужими кораблями, он поклялся, что никогда не будет нападать на британские суда. Он помнил о письме[302], которое написал и прибил к дверям таверны на острове Иоанна на полпути между Танзанией и Мадагаскаром[303].

Король пиратов беззаветно любил Англию. Конечно, множество мерзавцев изо всех сил пытались развалить его родину, но в какой стране дела обстоят иначе? Истинной причиной возвращения домой – король пиратов никогда не признался бы в этом своей грубой команде – было желание снова увидеть миссис Эвери. Если бы он хотя бы заикнулся об этом, его люди решили бы, что капитан повредился в рассудке. С тех пор как Генри покинул Ла-Корунью и занялся пиратством, он не написал домой ни строчки. Отказ от связей – единственный надежный способ замести следы и защитить близких.

Каждую ночь Генри терзала мысль, что его жена сидит дома на Рэтклифф-хайвей в Восточном Лондоне, в поте лица изготавливая при свечах парики для высшего света, и гадает, что же случилось с ее мужем. Он должен увидеться с ней. И тогда миссис Эвери перестанет гробить свои пальцы тяжелой работой. Благодаря золоту моголов она бросит наперсток, облачится в шелка и переедет из кишащих крысами лачуг матросского квартала в шикарный район Сент-Джеймс. Может же Генри хоть немного помечтать? Все шло слишком хорошо.

День прошел именно так, как планировал Эвери. Формально губернатор Нью-Провиденса Николас Тротт выглядел надежной опорой общества. Но Эвери знал, как на самом деле обстоят дела, добыв сведения об истинной сущности местного воротилы. Тротт любил расхаживать по гавани, засунув под мышку свой учетный журнал в обложке из хрустящей кожи. Вне всяких сомнений, губернатор – подлый человек, не имеющий никакого опыта службы королю и стране. Он поднялся благодаря пронырливости и семейным связям, получив губернаторство на Багамах в качестве откупа: его груз табака испортился после того, как один суровый английский таможенник конфисковал его на Бермудах, и Тротты пригрозили судом. Он получил должность за отказ от претензий к королевским властям.

Тротт занял свой пост в августе 1694 года. Он мечтал о собственной империи, а для этого требовались люди и мускулы. Тротт хитро пообещал по 25 акров[304] бесплатно каждому поселенцу, приехавшему до марта 1695 года, а также дополнительную землю для жены и детей[305]. Чарльстаун перестроили и переименовали в Нассау в честь одного из титулов короля Вильгельма III[306]. Строящийся форт фиксировал след Тротта в истории, заодно обеспечивая страховку на случай, если кто-то явится за его головой. В местном маленьком пруду Тротт был крупной рыбой[307]. Сильнейший парень в городе побеждал. Пока что. Король пиратов собирался играть по правилам, пытаясь действовать дипломатично. Если же это не поможет, он без колебаний примется душить Тротта, пока у того не вылезут глаза.

Слухи, ходившие по Карибам, не оставляли сомнений, что Николас Тротт – самый большой негодяй на Багамах, готовый загрести под себя все. Едва он стал губернатором Нью-Провиденса, на берег выбросило голландское торговое судно Juffrow Geertruÿd («Мисс Гертруда») – богатый груз и 74 000 испанских песо. Шестьдесят пять человек экипажа, без пресной воды, гребли 17 изнурительных дней. Предполагалось, что на Нью-Провиденсе они найдут пристанище[308].

И как же милейший губернатор встретил выживших героев? Увидел возможность быстро заработать, Тротт конфисковал их оружие и выслал шлюп, чтобы забрать серебро. Когда голландцы возмутились, что с ними обращаются как с пиратами, Тротт пожал плечами и ответил, что на острове Провидения всем заправляет он и может делать все, что ему заблагорассудится. Безусловно, он отпустит голландцев. Как только они раскошелятся по 40 песо с человека, большое спасибо.

Генри Эвери также знал, что Тротт отнимал участки, если купцы и землевладельцы отказывались выплачивать надуманные сборы. Коварный губернатор вскоре заполучит остров Хог-Айленд по бросовой цене 50 фунтов[309]. Остров длиной три мили, похожий на стрелу, защищал вход в гавань Нассау от ветра и волн. Тот, кто владел Хог-Айлендом, контролировал возможность попасть на Нью-Провиденс и покинуть его, а следовательно, и всю торговлю.

Вонь от самоуправств Тротта уже беспокоила англо-американские власти. Ричард Кут, могущественный 1-й граф Белломонт и губернатор провинции Массачусетс-Бэй, хорошо знал, как заработать в подобных местечках. Этот гнилой политик вскоре станет спонсором капитана Уильяма Кидда, отправит его с каперским патентом гоняться за пиратами и вражескими судами в Красное море, а позже бросит на растерзание, организовав арест и казнь за пиратство, чтобы спасти собственную потную шею с тремя подбородками. В гневном письме Кут предупреждал Лондон о том, что в колониях царит беспорядок и что «Тротт – самый крупный скупщик у пиратов, который когда-либо жил в Америке»[310].

Общаясь с Николасом Троттом в Нассау, Генри Эвери не слишком рисковал. Никакого авантюризма – губернатор с унизительным жалованьем 30 фунтов в год жаждал денег и вполне годился для покупки.