Хроники блокадного города - Хабиб Ахмад-заде

– У каждого, матушка, свой долг. Они выполняли свой долг, а я должен выполнить свой.

Сынок, ветер подул. Не знойный, а холодный. Холодно мне. Промокла до нитки. Я ведь с юга, куда мне до этого божьего рая? А у меня для тебя хорошие новости. Сынок, когда я приехала сюда в полдень, пошла в местную контору, дала им номер твоей могилы и сказала, что хочу купить участок поблизости, а мне ответили, что его уже выкупили, мать Мохсена выкупила. Так обидно стало. Но местечко для себя я все-таки купила, в пятидесяти метрах ниже по склону. Ведь хорошо, сынок, что я всегда буду рядом?.. Почем знать? Может, Бог позволит мне после всех этих бед как-нибудь ночью прийти к своему сыночку.

Рассказать тебе, как я узнала о тебе?.. Рано утром я увидела, как бакалейщик господин Хасан, у которого я покупала сыр, смотрит на меня как-то странно. Наступление нашей армии только началось. Говорили, что уже отправились снимать осаду с города. Я тоже все время слушала новости по радио. Сообщали, что наши воины заняты именно этим, отвоевали захваченные территории, столько-то взяли в плен, то да се. «Неужели и мы когда-нибудь вернемся в свой город, в свой дом? Неужели мы снова заживем по-старому?» – думала я. Потом мне становилось жалко матерей по ту сторону фронта. Я говорила себе: «Наверное, матери тех солдат тоже не отходят от радио, надеясь узнать хоть что-нибудь о своих детях». Сынок, какая же я несчастная, что завидовала тем, кто попал в плен, думая, что рано или поздно они все равно вернутся к своим матерям. Пока я думала об этом, в дверь постучали. «О имам Хосейн! Наверняка или Хади, или ты вернулся», – решила я. Открыла дверь и увидела господина Хасана и еще двух уважаемых людей из нашего квартала. За ними стояли несколько женщин. Я все поняла без слов. Только спросила:

– Тело сына нашли? Скажите своими словами. Он не пропал без вести?

Они смотрели на меня и даже, наверное, удивлялись, что я не плачу. Но мне стало страшно. Я была готова ко всему. Сказать по правде, когда ты ушел, я уже не надеялась тебя вновь увидеть, хотела только получить твое тело, чтобы обнять тебя и поплакать, ведь оплакать тела твоих братьев и отца я так и не смогла. Мне хотелось, чтобы рядом со мной оказались все жители старого квартала нашего города, подняли траурный флаг над домом и посмотрели, каково мне здесь совершенно одной. Я опять начала злиться, спрашивая себя, за что Бог так прогневался на меня? Я стояла с опущенной головой, как вдруг кто-то из гостей сказал:

– Нет, сестра, будь спокойна. Твой сын не пропал. Нам сообщили, что он в морге в Ахвазе[45]. К счастью, его тело в полной сохранности. Сначала он числился пропавшим без вести, но, слава Богу, здесь у нас ребята опознали его по фотографиям убитых солдат.

Мне показали твою фотографию. Лицо было в грязи, но это был ты, именно ты. Я сразу же захотела отправиться за тобой. Мне говорили, что они сами привезут, но я не согласилась, и слава Богу, что не согласилась, иначе бы потеряла тебя навсегда.

Вместе с господином Хасаном, его маленькой дочкой и женой мы отправились на его «каблучке» в Ахваз. Сынок, в дороге было так холодно, а у господина Хасана в машине еще и печка сломалась, так что он вместе с женой, державшей на руках годовалую дочурку, всю дорогу извинялся передо мной.

…Он быстро отвел ее от твоего гроба и сказал ей:

– Не бойтесь, женщина, произошла ошибка. Это Мохсен и никто другой. Может, вы ошибаетесь, но я знаю точно.

Сынок, ей-богу, мать Мохсена силой оттащили от гроба. Казалось, будто волк пришел, чтобы у нее на глазах сожрать ее ребенка. Они сошли вниз, и служащий морга всех рассадил на земле. Сынок, не приведи Боже увидеть такое никакой матери. Все твое тело было завернуто в саван. Когда я хотела открыть твое лицо, то заметила, что вся эта часть уже мокрая от слез матери Мохсена. Прости меня, Господи. Прости грешную. Мне стало очень обидно, что до меня какая-то другая женщина уже успела оплакать тебя. Сынок, скажи правду. Ты рад был меня увидеть?.. Знаешь, каким я тебя получила? Лицо – как у ангела. Слава Богу, что и примета сохранилась – твой сломанный зуб. Я так плакала, когда ты его сломал в детстве, но сейчас готова была рассмеяться оттого, что это стало твоей особой приметой. Мне стоило таких трудов найти тело хотя бы одного из вас. Теперь ты завернут в белый саван, точь-в-точь как был завернут в пеленки сын имама Хусейна Али-Асгар[46]. Тогда я начала грустно вполголоса тебя убаюкивать:

Ой, люли-люли, вернулось мое дитя,

Испило молока от стрел нечестивца мое дитя,

Колыбелька пуста, Асгара нет и следа…

Друзья, что мне делать, если нет моего дитяти?

Оно в райском саду, там, где Захра.

Я обняла твою голову. Поцеловала лоб и тихо заплакала. Ты опять был моим. Помнишь, я пела тебе эту песню:

Ах, соловушки, разрушен цветник.

Тихий стон – и Асгар погрузился в сон.

От тоски по Асгару плачет рубаб[47].

Немного успокоившись, я заметила, что у тебя под подбородком, чуть выше кадыка, виднеется маленькая кровавая рана, заткнутая ватой.

– Садек! – закричала я. – Разве я не говорила, что ты должен вернуться живым?! Разве ты не обещал мне этого?!

Но клянусь Богом, что я довольна и этим. Благодарю тебя, Господи, что ты вернул мне моего сына. Теперь мне нечего, совсем нечего желать. Теперь есть могила, где я могу встать, выплакать свои слезы и рассказать о наболевшем. Слава Тебе, Господи. Сынок, ты ведь сам знаешь, что в этом мире много разных бед.

Не надо было мне оборачиваться, но я обернулась и увидела, что налитые кровью карие глаза матери Мохсена смотрят не на меня, а на тебя или даже на своего сына, которого у нее хочет отнять какая-то посторонняя южанка. Глаза у нее были налиты кровью, точь-в-точь как у Хади, когда он уходил. Но разве ты должен был достаться ей? В конце концов, она лишилась только одного близкого человека, а я у меня муж утонул