От интернационализма к постколониализму. Литература и кинематограф между вторым и третьим миром - Росен Джагалов

на английском и французском, некоторым авторам незападного мира, в частности будущим лауреатам Нобелевской премии Дж. М. Кутзее (ЮАР), Дереку Уолкотту (Сент-Люсия), Гао Синцзяню (КНР), В. С. Найполу (Тринидад и Тобаго) и неизменно претендовавшему на нее Хорхе Луису Борхесу (Аргентина), за разные совершенные ими политические проступки путь к советскому читателю был закрыт вплоть до ослабления цензуры в период перестройки. И наоборот, многих афро-азиатских писателей, малоизвестных даже у себя на родине, переводили на русский и другие языки СССР[222].

Политически обусловленный выбор авторов для перевода и публикации не единственная преграда, которую литературная дипломатия времен холодной войны ставила на пути восприятия афро-азиатской литературы советскими читателями. В конце концов, эти публикации были рассчитаны не только на советскую аудиторию. Так, в преддверии каждого конгресса афро-азиатских писателей советские издательства, в том числе «Прогресс», получали указание печатать переводы многих авторов, приглашенных на это мероприятие, чтобы писатели ощутили, что у них в СССР есть читатели. Например, подготовительный комитет, занимавшийся Алма-Атинским конгрессом 1973 года, планировал выставку советских переводов четырехсот произведений литератур Африки и Азии, изданных накануне конференции[223]. Как недвусмысленно сообщается в стенограмме, эти четыреста томов призваны были продемонстрировать популярность литературы обоих регионов в СССР и сформировать воображаемое сообщество писателей. Аналогичным образом в преддверии Шестого конгресса Ассоциации писателей стран Азии и Африки один из руководителей Союза писателей СССР направил директору казахского издательства следующее распоряжение:

Директору изд. «Жазушы» тов. А. Жумабаеву

Уважаемый тов. Жумабаев!

В 1977 г. в столице Кении городе Найроби состоится 6‑я КПСАА. В этой связи было бы целесообразно издать в СССР несколько произведений кенийских и восточноафриканских авторов.

Правление ССП и Инокомиссия ССП просят Вас благожелательно рассмотреть заявку тов. Е. Я. Суровцева на составление сборника «Мы – из Восточной Африки» и по возможности включить этот сборник в план Вашего издательства на 1977 г.

С уважением

Н. Федоренко

СП ССП[224]

Планы по проведению конгресса в Найроби провалились, но книга Суровцева, как и многие другие, тем не менее разошлась по книжным и библиотекам. Такого рода массовые издательские кампании, сопровождавшие каждый конгресс или юбилей, не только дорого обходились, но приводили к обесцениванию изданных книг в глазах русской интеллектуальной элиты – к своеобразному литературному демпингу. Вероятно, они только укрепили интеллигенцию в мысли, что афро-азиатская литература не искусство, заслуживающее внимания, а очередная пропагандистская инициатива советской власти.

Сами посредники, налаживавшие контакты между советскими культурными ведомствами и афро-азиатскими литературами, вызывали отторжение у интеллектуальной элиты. В таких кругах Анатолий Софронов, заместитель председателя Советского комитета солидарности стран Азии и Африки и глава большинства советских делегаций на афро-азиатских конгрессах, был одиозной фигурой, запомнившейся прежде всего ведущей ролью в антисемитской кампании в Союзе писателей на исходе сталинской эпохи[225]. Другой крупный советский чиновник, курировавший Ассоциацию писателей стран Азии и Африки, Константин Чугунов, заместитель председателя Иностранной комиссии Союза писателей СССР, был писателем лишь номинально: в Союз он пришел после долгой и успешной карьеры в НКВД. Оба функционера представляли Ассоциацию в глазах не только зарубежных писателей, но и советской публики. Из русских авторов Африкой в собственно литературном отношении занимался Евгений Долматовский, однако его участие едва ли могло рассеять подозрения интеллигенции: к тому времени, как Долматовский выпустил сборник «Африка имеет форму сердца» (1961), он стяжал славу поденщика-конформиста, способного сочинять «правильные» стихи на любую злободневную тему. Вне зависимости от художественного качества его стихов об Африке литературная репутация Долматовского могла разве что навредить восприятию африканской литературы среди русской интеллектуальной элиты, особенно оппозиционно настроенной.

История рецепции афро-азиатской литературы на постсоветском пространстве строится в основном вокруг ориентированной на Запад интеллигенции Москвы и Ленинграда, так называемых первых читателей. Хотя они действительно обладали значительным культурным авторитетом, влияя на предпочтения более широкой публики, их вкусы были отнюдь не единственным определяющим фактором. Этот фактор, конечно, не объясняет невероятную популярность сатирических виньеток турецкого писателя Азиза Несина, причина которой, по-видимому, крылась в любви советских читателей к самому жанру и отсутствии у Несина серьезных конкурентов в этой области[226]. К тому же само появление какого-либо африканского или азиатского текста на страницах «Иностранной литературы», как и рецензии на него в «Литературной газете» и других подобных изданиях, увеличивало вероятность того, что в библиотеке или книжном магазине читатель возьмет с полки книгу этого автора[227]. А так как литература была одним из главных источников информации о других странах, дешевые и красиво изданные сборники индийских рассказов или арабские романы выполняли и эту функцию. Поэзия, разумеется, требовала от читателя бо́льших усилий, поэтому продавалась хуже, чем прозаические тексты. Однако произведения выдающихся поэтов, таких как Фаиз Ахмад Фаиз, все же доходили до советского читателя в переводах известных советских авторов, в том числе Николая Тихонова, Михаила Исаковского, Алексея Суркова и Риммы Казаковой[228].

Наконец, наряду с читателями, в силу личных или профессиональных причин интересовавшимися культурой Африки и Азии, существовала еще одна категория, у которой афро-азиатская литература пользовалась куда большей популярностью, – читатели Средней Азии и Кавказа, географическое положение, культура и литературные традиции которых роднили их со многими другими азиатскими народами[229]. Здесь были свои соответствия: таджикские читатели воспринимали тексты на фарси и дари (оба языка, как и их собственный, принадлежат к иранской группе) как ответвления собственной национальной литературы. Аналогичным образом главное издательство советской Бурятии специализировалось на монгольской литературе. Азербайджанские издательства отдавали явное предпочтение турецким авторам – и так далее.

Заключение

Жизнь Ассоциации писателей стран Азии и Африки протекала очень неровно: блистательное начало в 1958 году, разлад и почти полное бездействие в первой половине 1960‑х, после советско-китайского раскола, затем десятилетие организационного развития, после чего Ассоциация пала жертвой одновременно брежневского застоя и того, что Виджай Прашад назвал «подрывами» третьего мира. В 1978 году, лишившись штаб-квартиры в Каире, Ассоциация вступила в фазу бесприютности, окончательно выйти из которой ей так и не удалось. В 1980‑е годы «Лотос» превратился в большей частью арабское издание, выходившее все менее регулярно: журнал составляли и издавали усилиями ООП, используя не доходы от подписки, как предполагалось изначально, а скудные ресурсы этой подпольной организации и средства, предоставляемые Советским Союзом вместе с возможностью бесплатно печатать «Лотос» в Восточной Германии. Однако на последнем, Восьмом конгрессе Ассоциации писателей стран Азии и Африки, прошедшем в декабре 1988 года в Тунисе, советскую делегацию особенно беспокоило, что среди участников нет наиболее значимых и молодых представителей писательского движения. В отчете советские организаторы, оплакивая недавние кончины Алекса Ла Гумы, Фаиза Ахмада Фаиза и Мирзо Турсуна-заде, равно как и отсутствие остальных, перечисляли меры, предпринятые Конгрессом, чтобы обеспечить Ассоциации приток свежей крови[230]. Эти меры, объявленные локальной «перестройкой», включали переезд в постоянную штаб-квартиру (возвращение в Каир), избрание нового генерального секретаря (египетского романиста Лутфи аль-Хули), сотрудничество с другими международными организациями (ЮНЕСКО, ПЕН-клубом) и даже очередное предложение издавать «Лотос» сначала на русском языке, чтобы помочь журналу добиться самоокупаемости. (Стремление советской власти продемонстрировать невероятное количество афро-азиатской литературы, издаваемой в СССР на разных языках, привело к тому, что многие писатели Африки и Азии возлагали надежды на советского читателя, неизменно поддерживающего, как им представлялось, движение в их странах.) Судя по последним письменным свидетельствам о жизни Ассоциации, которые мне удалось разыскать в советских архивах, некоторые из этих предложений начали претворять в жизнь. Несмотря на экономические трудности, правительство Египта предоставило