Клокочущая ярость. Революция и контрреволюция в искусстве - Гриша Брускин

А в столице тем временем шли забастовки рабочих.

Сгущались тучи на Дальнем Востоке.

И Иван-царевич, предчувствуя роковой конец, сбежал от греха подальше на Сером Волке в темный лес, в васнецовскую сказку, прихватив с собой Елену Прекрасную.

Но, к сожалению, даты не сходятся: обсуждаемая картина была написана в 1889 году, а бал в Зимнем состоялся лишь четырнадцать лет спустя.

ОПЕРА МУСОРГСКОГО

Одеяние Ивана-царевича на полотне Васнецова более всего походит на сценический костюм Бориса Годунова из одноименной оперы Модеста Петровича Мусоргского.

Может быть, оттуда наш Серый Волк украл наряженного Царевича?

Представление о театральном царском наряде мы имеем благодаря знаменитой фотографии, изображающей Шаляпина в роли царя. А также по прекрасному портрету певца, исполненному художником Александром Головиным.

Но фотография и портрет сделаны на двадцать три года позже «Серого Волка».

Так что не Васнецов похож на Головина, а, наоборот, Головин похож на Васнецова.

Федор Шаляпин в роли Бориса Годунова, 1906

Александр Головин. Портрет Шаляпина в роли Бориса Годунова, 1912

Антон Лосенко. Владимир и Рогнеда, 1770

Прежде чем приступить к эскизам нарядов к вышеописанному балу, а также к работе над костюмами к опере «Борис Годунов», младший коллега Виктора Михайловича и его старый знакомый по мамонтовскому кружку, Головин внимательно изучил картины мэтра — «Иван Грозный» и «Иван-царевич на Сером Волке». И использовал достижения Васнецова в своей работе.

То же сделал, спустя годы, и режиссер Сергей Михайлович Эйзенштейн, приступая к съемкам фильма «Иван Грозный».

Ну а сам Васнецов?

Перелистывал богато иллюстрированные альбомы Федора Григорьевича Солнцева. И почитывал «Историю государства российского» Николая Михайловича Карамзина.

ПАМЯТЬ ПРАОТЦОВ СВЯТИВШИХ, ИНОЗЕМИЮ ПРЕТИВШИХ

Впервые интерес к отечественной истории появился у русских художников аж в XVIII веке.

В 1770 году академический живописец Антон Павлович Лосенко написал полотно «Владимир и Рогнеда». В картине великий князь киевский Владимир Святославович и полоцкая княжна Рогнеда Рогволодовна никак не тянут на русских. А выглядят скорее как персонажи из колоды западноевропейских игральных карт, предназначенных для пасьянсов, фокусов и гадания. Хотя один из образов заднего плана выдает знакомство художника со старинными парсунами.

В 1837 году Карл Брюллов по совету Николая I написал картину на тему из отечественной истории «Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием» (см. с. 99). К сожалению, и в картине Брюллова русским духом не пахнет, несмотря на то что для изучения материала художник совершил путешествие по местам былой боевой славы в Псков в сопровождении вышеупомянутого главного русского этнографического эксперта Федора Солнцева.

ЗАГЛЯНУЛИ В ИСТОРИЧЕСКУЮ КОПИЛКУ

Увлечение эпохами прошедших времен в русском обществе второй половины XIX века происходило в рамках формирования на Западе так называемого историзма и поисков национального стиля.

Вслед за европейцами русские заглянули в историческую копилку. Много чего интересного увидели. Не прошли мимо готики (неоготический стиль в архитектуре) и Востока (Верещагин в живописи).

Но по-настоящему влюбились лишь в «патриархальный воздух» древней Руси XVI–XVII веков.

Появилась картина Василия Перова «Никита Пустосвят. Спор о вере». Знаменитый «ужастик» Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Замечательные творения Сурикова: «Утро стрелецкой казни» и горячо любимая мною с детства «Боярыня Морозова».

А сказки Васнецова ознаменовали рождение в России так называемого русского стиля. Или отечественного модерна.

НЕСМОТРЯ НА ИСТОРИЧЕСКУЮ КРИВДУ

XVII век царствовал и на сценах московских и петербургских оперных театров. Огромный успех имели оперы «Борис Годунов», «Хованщина», «Царская невеста», «Жизнь за царя», «Садко» и «Князь Игорь»; в последних, несмотря на историческую кривду, актеров также одевали в кафтаны XVII века.

В Фермском парке Царского Села началось строительство Федоровского городка à la XVII век. Посетитель садился в машину времени, мчался в глубь седых столетий и погружался в сказочную страну под названием «Древняя Русь». В которой не понарошку жили всамделишные люди и шла всамделишная церковная служба.

Было создано Общество возрождения художественной Руси, организатором которого, среди прочих, был Виктор Васнецов. Общество ставило своей задачей «применение древней русской красоты в современном обиходе».

Так что, если бы не случившаяся революция, мы, возможно, и поныне бродили среди хоро́м в расшитых кафтанах и сарафанах эпохи Бориса Годунова.

Кто знает: может, и пели бы оперными голосами.

НОС В ПОТОЛОК, ТИТЬКИ ЧЕРЕЗ ПОРОГ

Я человек Старой Руси. Новая Русь (скорее — Нерусь) мне не по сердцу.

— В. М. Васнецов — В. В. Стасову, 16 апреля 1906 года

«Баба-яга, костяна нога, Яга Ягишна, Овдотья Кузьмишна, нос в потолок, титьки через порог, сопли через грядку, языком сажу загребает, жопа жилена, манда мылена», — приговаривали предки.

В революционном 1917 году Виктор Михайлович Васнецов написал картину «Баба-яга».

Виктор Васнецов. Баба-яга, 1917

Бестия украла чистенького хорошенького мальчонку Ивашку.

И теперь вихрем несется с добычей сквозь дремучий лес.

В свое логово: в избушку на курьих ножках — зооморфное жилище, которое, будучи стражем порога между миром здешним и запредельным (стоит избушка — а дальше никакого хода нет — одна тьма кромешная), откликается лишь на волшебное слово.

Домик крутится Гарпией на своих гигантских птичьих лапах.

И, как Сфинкс, задает вопросы путнику, чтобы не пустить в тридевятое царство — в смерть, куда вход живым заповедан.

Филин-оборотень ухает позади.

Целый сонм гадюк взвился навстречу Яге, почуяв русский дух — Ивашку. Чтобы искусать и задушить.

Агесандр Родосский, Полидор, Афинодор. Лаокоон и его сыновья, ок. 50 г. до н. э.

Как это сделали их змеиные пращуры в древнем городе Троя с сыновьями жреца бога Аполлона — Лаокооном.

«Русський дух ко мне в лес зашол! Фу, как русска кость воня! Фу, фу-фу. Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится» — предвкушает будущее удовольствие Баба-яга.

В картине мы имеем дело с тем самым сказочным типом ведьмы, который Владимир Яковлевич Пропп назвал «ягой-похитительницей», ведьмой-людоедкой, которая похищает детей, чтобы их изжарить и съесть[146].

ДО БОЛИ ЗНАКОМЫЙ

Чем больше зритель всматривается в Бабу-ягу, тем явственней проступает образ другой героини.

А именно до боли знакомый лик «Свободы, ведущей народ» Эжена Делакруа.

«Баба-яга изображается простоволосой», — напоминал нам Владимир Иванович Даль. Именно такой запечатлел ее художник Билибин в своей картине «Баба-яга в ступе».

А у Васнецова?

В головном уборе.

Что за шапочку водрузил художник на голову злодейки? Приглядимся.