Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер

летним по городу – то из одного окна, то из другого слышна песня. Не телевизорная, не радио, не магнитофон – люди сами для своей радости пели.

* * *

Люблю бродить, заходить во дворы чужие. Ощущение таинственности и запретности. В молодости моей – я помню – все дворы были закрытыми для чужих жильцов. И проходных дворов было очень мало.

* * *

Когда люди входят в промтоварный магазин или в универмаг, лица у них становятся агрессивнее. В пищепродуктовых магазинах лица покупателей добрее. То же и к продавцам относится.

* * *

Однажды после первой смены мы поехали на Лиговку к кочегару Васе. Он хотел показать нам – покрутить пластинки – новый, только купленный патефон. Мы слушали пластинки, а потом решили выпить. (Дело было после получки.) Скинулись по сколько там (не помню). А с нами был кочегар Толик, он ничего не дал. Мы с Василием сходили за вином, купили и колбасы. Когда выпили, Вася стал поругивать Толика за скупость, и я тоже сказал несколько язвительных слов. Толик ушел раньше всех, он жил далеко. Когда он ушел, Касьянов, самый пожилой из нас, сказал, что мы подло поступили с Толиком. У него жена больная, лежит без движения дома уже два года, у него трое детей. Он недоедает. Он не жадный, он просто бедствует, кругом в долгу. Мне стало очень стыдно. С тех пор я делю людей на богатых, на скупых и на бедных.

* * *

В дни блокады соль была единственным недефицитным продуктом (и некоторых это погубило). «Учебный сахар» – в БАО.

* * *

Много было фабричных труб. Они не портили городского пейзажа.

* * *

Раньше, когда попросишь прикурить, тебе протягивали папиросы. Теперь дают спички.

* * *

Мастерская ремонтная (широкого профиля!) на 7-й линии, угол Большого. В витрине – надгробные медальоны, портреты на овальных фарфоровых или металлических пластинах. Один из этих портретов был портрет работавшего там мастера! Я был очень удивлен.

* * *

Гитович тогда жил этажом выше Е. Шварца. Мы спускались с Гитовичем по лестнице, встретили Е. Л. Шварца, он зазвал нас в квартиру свою и стал читать нам стихотворение Блока: «О, если б знали, дети, вы / Холод и мрак грядущих дней!..»

* * *

Скетинг-ринг («Шкетин рынок»).

* * *

Две бутылки с горючей смесью. Август или сентябрь 1941 года. Их выдали жильцам, чтобы поджигать немецкие танки, если те ворвутся в город. Баррикады на улицах.

Август. Бумажный пепел, обгорелые бумажки в воздухе, жгли архивы. Мы ехали в грузовике за какими-то запчастями для БАО.

* * *

Дома. Дорогих подарков не делали. Не только по причине бедности, но и потому, что ценные подарки дарить ближним своим не положено.

* * *

Дом творчества в Елизаветине, дом творчества в Пушкине. Тынянов жил в первом этаже, чуть ли не под лестницей, у него плохо было с ногами. Гуси в саду в Елизаветине. Патриархальная обстановка. Человек на десять (писателей) был рассчитан дом творчества в Елизаветине. По вечерам на веранде – совещание персонала дома творч<ества> с писателями – что готовить завтра на обед. В Пушкине в доме творчества жил и Гитович.

* * *

Ходить по Невскому, гулять по Невскому, шляться по Невскому, пройтись по Невскому, прошвырнуться по Невскому, побывать на Невском.

* * *

Город съел улицу (застроил).

* * *

Памятник Пржевальскому. С какого-то места (дорожки) аллеи он очень похож на Сталина.

– Это он! – шепотом сказал какой-то мужчина другому.

* * *

«Слепой обстрел» (по квадрату).

* * *

Люди стали людьми не только в процессе развития от обезьяны к человеку, но и благодаря какой-то высшей космической – или даже надкосмической – силе.

* * *

1934 год. Сожгли две книги спиритические. В одной из них был портрет – изображение Кэти Кинг, астральной девы. Странное, необъяснимо-загадочное выражение лица. Спиритизм тогда считался (делом) контрреволюционным, спиритов ссылали и даже сажали. Держать дома такие книги очень опасно было.

* * *

Загадочный сад. Набережная Смоленки, около 15-й линии. Около него и в нем мне приходят в голову странные мысли. Однажды я там задумался о Вселенной. О Боге. О том, что же было до возникновения планет. Пустота? Но что, если и пустоты не было? Эта мысль ошеломила меня, я подумал – если вдуматься в это, то и с ума сойти можно.

* * *

Все люди едят очень по-разному. Тут очень видны характеры.

* * *

Читать Гумилева – это зарядка души. И Киплинга – тоже.

* * *

Бывают в жизни такие периоды, когда открываешь заново поэтов, которых вроде бы и раньше хорошо знал и понимал.

* * *

Кронштадтский мятеж. Воспоминания о нем, слухи. Замки от орудий в канале, лестницы – через полыньи, сзади – латыши (и китайцы). Батарейная дорога.

* * *

Если бы Ленинград сдали, я бы покончил с собой. Город без меня я могу себе представить, но себя без города – Ленинграда – я представить себе не мог (и не могу).

* * *

Дядя говорил, что надо радоваться, что Питер – не столица теперь, а то бы тут такой порядок навели, что и Исаакиевский собор снесли бы, взорвали.

* * *

– Как вы жили в сталинские окаянные годы, ведь страшно было все время?! – спросят молодые.

– Нет, не все время. На войне тоже страшно не все время. Когда пули свистят близко и снаряды ложатся близко – тогда, ясное дело, страшно. Но когда канонада слышна издалека – не страшно.

* * *

Я люблю невысокие прочные здания, тяжелые здания. Я люблю массивную архитектуру.

* * *

Давай пожрем друг другу руки (блокадная шутка).

* * *

Вася Гущинский в Василеостровском саду.

– У меня все есть – вот я и молчу. А почему вы молчите?

* * *

– В тебе что-то солдафонское есть, – сказал он мне однажды. – Хоть ты и стихи кропаешь.

* * *

Абсолютных единомышленников нет. И даже поступая одинаково с другими, каждый думает по-своему.

* * *

Может быть, и родился-то я благодаря Петру. Не будь его – не было бы Петербурга, и мои предки не встретились бы в нем.

Из записных книжек

* * *

Что лучше – стоять на улице и смотреть в окно своей комнаты или стоять у окна своей комнаты и видеть мир? К вопросу о «камерности».

*