Колокольчики Достоевского. Записки сумасшедшего литературоведа - Сергей Анатольевич Носов

О темной энергии космологи заговорили в конце прошлого тысячелетия, когда обнаружилось, что Вселенная не просто расширяется, но расширяется с ускорением. Понимаете? Существует неведомая энергия, ответственная за это – за ускоренное расширение пространства.

Вот и здесь. “Преступление и наказание” это не то, что мы читаем глазами. Вернее, то, что читаем, всего лишь видимая нами часть; часть того, что мы не способны постичь. Но читая непосредственно текст, мы способны воспринимать его в расширениях смыслов. Это темная энергия всей “вещи” так воздействует на него – на текст: расширяет смыслы его!.. Придает событиям определенный порядок движения…

Она же структурирует текст – вплоть до построения фразы, до порядка слов.

Иными словами, она осуществляет нам предъявляемое.

И только этим выдает себя.

Допуская возможность задуматься нам, как и что получается.

Рабочее название будущей главы —

СКРЫТАЯ ЭНЕРГИЯ

И СКРЫТАЯ МАССА

ТЕКСТА

[33]

Так вот в чем дело!.. Теперь я понял, чего добивалась Евгения Львовна!

Она пыталась заставить меня забыть “Преступление и наказание”!.. Забыть полностью – и текст целиком, и имена героев… Уколами не помогло, так своими изощренными методами добивалась… А вон как вышло!.. Не вынесла моральной тяжести вины пассивного соучастника преступления… А я предупреждал…

Значит, говорите, на себя донести собралась… Закономерно! Было бы куда… Была бы только инстанция!..

Кира Степановна, я не знал, что Вы с сестрой на ножах; среди близнецов такое редко бывает.

Спасибо Вам за понимание – за понимание не столько того, что это значит, сколько того, что это значит для меня – быть, по самоощущению, “Преступлением и наказанием”.

Спасибо за разрешение; большего мне и не надо! Я ведь не собираюсь афишировать свою проблематичную самость.

Хотите расскажу, в какой момент моего выступления меня накрыло это знание: кто я?

Я лекцию читал, заговорил о камне. О том самом.

В какой-то момент я почувствовал, что мне открывается нечто. И это лишь тем объяснимо, что я говорю о себе, а не о чем-то мне внеположном.

Ну вот тогда и осенился догадкой.

Рассказать?.. Только сразу предупредить обязан: оно, конечно, может курьезом показаться, но, если просите, я призываю к этому отнестись ответственно, тут не до шуток. Коснемся одного ныне достаточно известного эпизода из творческой биографии Достоевского. Говорю “ныне известного”, потому что помню еще доинтернетовские времена, когда знания вроде этого были достоянием тех немногих, кто находил нужным обращаться к редким книгам, малодоступным первоисточникам, не переиздававшимся более полувека. Сейчас этот эпизод опопсовился (не хочу подыскивать слово), о нем даже рассказывают на городских экскурсиях по “местам Раскольникова”; обмусоленный в интернете, он уподобился пикантному анекдоту, а я помню радость знатока, обладателя едва ли не тайны, обнаружившего в гросс-манском “Семинарии по Достоевскому”, изданному в 1923-м, это свидетельство Анны Григорьевны. Речь идет о том, как Достоевский зашел по малой нужде в один из дворов на Вознесенском проспекте.

Собственно, было так. Гроссман попросил вдову писателя прокомментировать сочинения мужа, изданные в собрании сочинений, и в частности – “Преступление и наказание”; Анна Григорьевна охотно откликнулась на просьбу и, ничтоже сумняшеся, поведала о случае с камнем Раскольникова.

Вкратце – если Вам неизвестно. Случай относится к первым неделям их брачной жизни. Гуляли, – Достоевский завел жену во двор показать, где Раскольников спрятал украденное. Анна Григорьевна удивилась, зачем Ф.М. в такой пустынный двор заходил. Ответ был (дословно): “А за тем, зачем заходят в укромные места прохожие”.

На внешний взгляд, анекдот и есть анекдот, особенно в переложениях. Но я предлагаю взглянуть на ситуацию изнутри романа. Это может помочь нам кое-что понять в творческой кухне Достоевского. Серьезно.

Давайте-ка перечитаем соответствующий эпизод, вооружась этим знанием.

И давайте-ка обратимся к первой черновой редакции, наиближайшей по времени к тому заурядному случаю из жизни автора.

Случай, конечно, простецкий, самый настоящий пример обыденности, но пережит был автором со всей полнотой творческих впечатлений.

Представьте, что Раскольников – литератор (и мы уже представляли такое, когда он ходил на “пробу”), голова у него озабочена тем, как распорядиться герою украденным. А тут ему надо по малой нужде, вот он и зашел в пустынный двор, где глухая стена и соответствующее для этого дела приспособление – желоб. Уринирует, осматриваясь, и понимает, что лучшего места ему не придумать: да вон и камень что надо лежит!.. Тут я замолкаю, – ведь все уже есть в тексте. Вот же.

“…я вошел во двор и тут же сейчас, пройдя в черные досчатые ворота, растворенные настежь на улицу, я увидел на дворе слева деревянный забор, который начинался от самых ворот и шел дальше шагов на двадцать и потом уже делал перелом влево. Справа же, сейчас от ворот, тянулась глухая задняя небеленая стена соседнего четырехэтажного дома. У забора же, только что пройти ворота, прилажен был деревянный желоб (как и везде в тех домах, где много фабричных, извозчиков, артельных), и, как бывает во всех подобных местах, тут же над желобом на заборе было как следует написано кем-то мелом: «Сдесь становитца воз прещено».

Несмотря на то, это именно такое место и было; но так всегда уж делается. Стало быть, уж и тем хорошо, что никакого подозрения, что зашел и остановился у желоба.

Я огляделся – никого. Да, именно! тут всё, всё, так разом и сбросить в кучу и уйти.

Огляделся я еще раз и уже руку в карман, как вдруг у самой стены между воротами и желобом (где всё расстояние было шириною аршина в два) увидал большой камень, примерно, может быть, в пуд весу. За этой прилегавшей прямо к наружной (уличной каменной стене) стеной была улица, тротуар, и слышно было, как шныряли прохожие, которых здесь всегда множества, но тут меня никто не мог из них увидать, разве зашел бы кто к желобу, что очень могло случиться, и потому надо было спешить. Со двора тоже никто не показывался. Дело минуты!”

Это же не что иное, как впечатления от соответствующей процедуры, запечатленные с протокольной точностью. Случай, когда побуждения литератора и героя, им направляемого, совпадают абсолютно.

Оба, зайдя во двор, имеют тайную цель. Оба рады тому, что этот двор подходящее место. Оба с умыслом к стене подошли. Оба тревожатся, не застиг бы их кто. Литератор, как водится, воображает себя своим же героем, – запомнить впечатления надо ему, чтобы персонажу их подарить: пока он стоит перед стеной, видит стену,