Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

инструментов из бутылок, деревянных дощечек, бумажных трубок, которые продемонстрировал их автор, методист Поленовского дома В. Дасманов. Однако практики клубной деревенской самодеятельности выступили в защиту самодельных инструментов, «указывая на отсутствие во множестве глухих уголков СССР вообще каких-либо инструментов и пригодность в определенных случаях „самодельщины“».[142]

…За всеми этими заботами и проблемами как-то совершенно и быстро забылись исходные художественно-эстетические идеи «шумовой музыки». Главным становился принцип свободы, ненормативности инструментария – как бы отдельно от собственно звуковых достоинств «шумовика» и его репертуара.

«Нет ничего в шумовике строго определенного, все зависит от условий и руководителя. Чем больше он и участники проявят изобретательности, тем интереснее будет оркестр Организовав шуморкестр, не следует предлагать только указанные инструменты, а дать возможность в деле подбора инструментов проявить собственную инициативу. Для этого надо объявить своего рода конкурс на придумывание, изобретение и изготовление инструментов».[143] За неимением «фабричного» играют на «кустарном»…

«Примитив» рождался дефицитом – и, как всегда, беспокойными руками молодежи. Здесь впору вспомнить пламенные манифесты А. Гастева, его призывы «наполнить Россию культурным монтажом»:

«Современная культура, та, которую нам надо для переделки нашей страны, это прежде всего сноровка, способность обрабатывать, приспосабливать, подбирать одно к другому, приплочивать, припасовывать, способность монтировать, мастерски собирать рассыпанное и нестройное в механизмы, активные вещи». И непосредственно к молодежи обращенное: «Монтеры! Вот вам выжженная страна. У вас в сумке два гвоздя и камень. Имея это – воздвигнитегород!»[144] Камни, гвозди… все так и случится! А пока замечу, что участниками самодеятельных «шумовиков» были школьники, студенты, рабочая молодежь до 20 лет. И в деле изобретения новых «инструментов» (или, что бывало гораздо чаще, приспособления самых неожиданных предметов быта) они проявляли недюжинную находчивость.

Описывая концерт «шумовика» в одном из глухих мест Юрьев-Польского уезда, корреспондент ивановской газеты «Юный текстильщик» писал: «Десяток бутылок с водой, сковороды, гребешки, обернутые бумагой, и целый ряд других элементов выступили на семейном вечере рабочей молодежи фабрики „Авангард“. Сыгранные вещи (около десятка) по качеству не уступали игре здешнего духового оркестра. Не лишне указать на элементы изобретательства молодежи. Вместе с рожками и метла в ход пошла. Метла со скрипичными струнами, бараньим пузырем, при помощи огромного смычка заиграла барыньку… и заиграла так, что ноги сами пустились в пляску».[145]

Положим, в этом примере использования давно вошедшего в практику эстрадно-театральной шумовой эксцентрики монохорда из метлы (швабры, палки и пр.) изобретательно только название «пузифон». «Берется обыкновенная большая метла или швабра с палкой. От одного конца к другому протягивается жильная струна. Между струной и палкой закладывается надутый воздухом воловий пузырь. Чтобы пузырь не перегнулся, под него подкладывается дощечка, перпендикулярно палке швабры. Натянув и настроив струну, на ней можно играть смычком, так же как на виолончели или скрипке. Грифом здесь будет служить та же палка. Этот инструмент вызывает смех, но тем не менее он вполне серьезный, очень важный инструмент для шумового оркестра».[146]

Примета времени – выбор именно метлы, швабры: в сатирических агитпредставлениях ими выметали из нашей жизни «всяческую нечисть»… В дальнейшем самодельные монохорды претерпели многозначительную эволюцию – во всяком случае, так кажется мне по тем редким, но выразительным примерам, которым удалось попасть в анналы истории.

Начало 30-х. В массовый быт входит дешевая и практичная венская мебель. Впрочем, в основном дело ограничилось стульями. Венский стул был легок, изящен, жесток и звучен. Стучать, барабанить по фанерному сиденью, тарахтеть палкой по ножкам перевернутых стульев, изображая «пулемет», – было очень приятно и в 50-е, это я хорошо помню. Но уже никто не помнил тогда замечательное изобретение рабочего НИИ связи т. Мораховского: «стулофон»!

«Если имеется металлическая гитарная или балалаечная струна, два гвоздя средней величины и жестяные коробочки из-под зубного порошка, то в пять минут можно соорудить оригинальный струнный инструмент, на котором можно играть медиатром, как на мандолине или домре». Но главное, чтоб был венский стул. Струна с крючками из гвоздей на концах вытягивалась между спинкой и сиденьем (напомню, оно лежало на круглом обруче) – все. «Как только крючки прикреплены, верхний крючок понемногу передвигают по спинке к середине. Так как средняя часть полукруглой спинки выше, чем ее боковые части, струна будет натягиваться все сильнее и сильнее, а следовательно, тон ее будет все выше и выше. Т. о. струну можно легче настроить под любой инструмент, если стулофон участвует в каком-либо оркестре или ансамбле».

Если ж нет – сиди себе да играй один! «Во время игры стул с натянутой струной кладется на колени так, чтобы спинка его была на левой стороне, а струна сверху. В правую руку берут медиатр, а в левую руку – коробочку из-под зубного порошка (увы! тюбик „Блендамеда“ для этого не годится; да и где ж сейчас взять венский стул? – Примеч. С. Р.). Играя медиатром, как на мандолине или домре, и в то же время прикладывая угол коробочки к разным местам струны, получают тона различной высоты: низкие, когда коробочка прикладывается к левой (ближайшей к спинке стула) части струны, и высокие, когда к правой (ближайшей к сиденью) части струны. Коробочка изменяет высоту тона и одновременно является т. н. „резонатором“… Беря жестяные коробки различных размеров и открывая и закрывая крышку их, можно получить самые различные тембры (оттенки) звучаний». И все было бы хорошо, но «играть по нотам очень трудно и приходится играть только по слуху»…[147]

…Стулофон настроил меня на лирический лад, и уже почему-то расхотелось писать о «черпаке с секретом» и «балалаечке из автомата ППШ» – придуманных поваром и пехотинцем монохордах времен Великой Отечественной войны. Хотя они и указывают на одно из двух направлений причудливого развития мелодии «шуморка»: на армейскую самодеятельность 30-х. Другое же оформилось раньше и было связано со школой, с детьми и подростками. Вполне возможно, оба они связаны самым простым и естественным образом: те, кто освоил «шумовой опыт» эпохи в детстве (включая революцию, войну и нэп с его бумом эксцентрики «шуморков»), – принесли его в армию. Но еще важнее подчеркнуть, что в обоих опорных государственных институтах – в школе и в армии – вызывавшее столь бурные теоретические споры явление имело пусть и небезоговорочную, но поддержку.

«Для тех, которые живут в провинции, необходимо немедленно издать брошюру с рисунками и в ней подробно описать, как и из чего можно извлекать звуки, делать музыку. Гармония разлита во всем мире. Все вещи таят в себе звуки. Даже барахло. Надо только уметь их оттуда извлечь», – писал в репортаже о выставке самодельных музыкальных инструментов Центральной детской технической сельскохозяйственной станции