Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

при Наркомпросе рецензент журнала «Музыка и Революция». Знакомые идеи! Но опустившись на землю быта, они теряли свою остроту. Шумовые самоделки составляли малую часть экспонатов. Зато самую дешевую: по 10–15 копеек. Струнные же обходились в 25–50 копеек. «Пионеротряды Наркоминдела, Мосселькредсоюза, Транспорта, ГПУ и др. выставили здесь свои достижения, показали, как можно „перевооружиться“ инструментально, израсходовав на изготовление инструментов для целого оркестра на 10–12 человек всего 5 рублей». И «таким образом выполнили большой социальный заказ».

Какие же инструменты можно сделать из «ненужного барахла»?

«Ревельские кильки», «зернистая икра», «осетрина в маринаде», «бычки в томате» – музыкальные инструменты, изобретенные в Твери автором книжечки «Гудочек» т. Адамовичем, открывшим под Тверью целую мастерскую. «Из пустых банок от консервов и липового полена можно делать разнообразные „гудочки“ – струнные инструменты вроде балалайки. В деку вделывается жестянка, натягиваются струны. Резонирует на выставке и круглая жестянка, на которой красуется надпись – „Икра зернистая“, и четырехугольная – „Осетрина в маринаде“, и овальная – „Бычки в томате“. Разнообразие форм и тембров получается изумительное. Если к такому оркестру „из консервов“ прибавить парочку-другую струнных же, изготовленных из фанерных ящиков разных калибров и форматов, богатство звуков увеличивается. Из ящиков получаются балалайки, домры, гитароиды, мандолиновидные инструменты и даже контрабас. Интересный звук дает инструмент, где резонатором является бычий или рыбий пузырь.

…Из пустых бутылок от „Боржома“, если их на веревочках подвесить за горлышко внутри рамы, сколоченной из палок, получается даже ударный инструмент… И его настраивать легко: подливать в бутылку воды, пока не получишь тона. Легко достигается хроматическая гамма, так что получается нечто вроде бутылочного пианино… Прекрасный бубен выходит из решета, внутри которого привязано несколько грошевых колокольчиков и бубенчиков. Если проволочный каркас от старого абажура посадить на палку и обвешать бубенчиками, получается бунчук. Из обломка толстой матрасной проволоки, закаленной на примусе, получается триангль (треугольник) приятного тона. Из трубки от старой никелевой кровати можно сделать джаз-флейту – только сбоку дырочку просверлите, а внутрь подвижной шомпол из проволоки или деревянной палочки вставьте. В магазине флексотон 8 рублей стоит, а вы за 50 копеек из бросовой стальной полоски и еще каких-то „барахлинок“ можете изготовить. Про трещотки из ящика с горохом, камушками или гвоздями… про кастаньеты из скрепленных особым образом ложек, про кряхтелки, сопелки, свистелки, дудочки разные и говорить нечего, – за грош получается полное приданое для шумового оркестра».[148]

Именно такие «эксперименты от бедности» и поддерживались (что отнюдь не умаляет их творческого характера: ведь и звук, ритм, созвучие были им материалом!). Об этом прямо писал один из руководителей 7-й Опытной станции Наркомпроса: «…Шумовой оркестр организуется именно в тех случаях, когда нет возможности поставить струнный. Конечно, хороший струнный оркестр лучше шумового! А оркестр смычковых и духовых инструментов был бы еще лучше. <…> Шумовой оркестр есть первый шаг оркестровой работы с детьми, зачаток оркестра. Благодаря простоте и дешевизне его „инструментов“, отсутствию необходимости долго учиться играть на них <…> оказывается возможным вовлекать в него много ребят

<…> Этому очень способствует также „игровой“, самодельный и самодеятельный характер такого оркестра, когда ребята сами изобретают, конструируют инструменты, ищут новых интересных звучностей и т. д. Такой игровой оркестр, называемый обычно „шумовым“, хотя в нем часто присутствуют и не только „шумы“

<…> может играть немалую роль в деле развития прежде всего ритмического чувства, слуха (если есть инструменты вроде гребенок, рупоров), чувства музыкальной формы и т. д. и т. д.»[149]

Особенностью шумового оркестра школы им. К. Маркса был его «вокально-симфонический» характер: к квартету домр, балалайкам и самодельным «мандолинам» из сардинных коробок присоединялись «всевозможные видоизменения человеческого голоса», создаваемые с помощью трубочек с отверстиями, оклеенными пергаментной бумагой («скрипки» и «альты» – у девочек, «виолончели» – большего формата – у мальчиков) и рупоров из магазинных кассовых лент, имитирующих медные и деревянные духовые. Ударная группа ничем особым не отличалась.[150]

…За несколько лет «шумовики» проделали огромный путь, расползлись по разным сферам культуры, все дальше уходя от футуризма, джаза, «производственничества», идей «гудковых симфоний» и пр. Новые ритмотембры, нащупанные в ходе кустарно-самодельного изобретательства, приспосабливались, приплочивались, припасовывались к разнообразным формам новой культуры. Большинство шумовиков сохраняли родовую связь с агитационно-эстрадным театром (оформление живых газет и журналов, «клубных полит-оперетт», обозрений и пр.). «Голосовые» опыты нашли применение не только в вокальном джазе, но и в утонченном жанре хоровой декламации.[151] Самостоятельные выступления случались реже: на танцевальных вечерах, в больших сборных концертах (в качестве «эксцентрического», трюкового номера). Малочисленность и несовершенство звучания самодельных инструментов (без поддержки фортепиано и т. п.) не позволяли им достойно звучать как раз в первородной – уличной, празднично-площадной – обстановке. По данным «живого учета», проведенного культотделом МГСПС во время первомайской демонстрации 1929 года в Москве, «пляска и пение под шумовой оркестр» были представлены в колоннах института им. Плеханова и пионерских организаций[152] – да и то неизвестно, не шла ли речь об обычных эстрадных ансамблях… Коллективы, подобные шумовым оркестрам Московского губотдела совторгслужащих (клубы «Красная площадь» и им. Сокольникова), совершившие летом 1928 года гастрольную поездку по маршруту Ленинград – Кострома – Рыбинск – Иваново-Вознесенск,[153] были редким «концертным» исключением. Но в сущности они принадлежали уже другой эпохе: «самодельщина» в 30-е годы теряла свое обаяние, а развитие музыкального радиовещания, звукового кино и профессионального джаза существенно меняло слуховые приоритеты массового сознания – и образ «шумового оркестра» тоже. Вся история «шумовиков» полна парадоксов, нелепых смешений, путаницы, курьезов. Один из самых удивительных зигзагов «вектора шума» связан с так называемыми зубариками.

Помните финал Дантова «Ада»? В аду Гражданской войны и беспризорщины, средь холода, голода, ночей у костров и асфальтовых котлов на пустынно-гулких улицах – родилась эта выщелкиваемая прямо на зубах «музыка», описанная Л. Пантелеевым и Г. Белыхом в «Республике ШКИД». Слышались в них и отзвуки бесконечного, полубредового лузганья семечек, шелуха которых, казалось, засыпала пол-России; а с другой стороны – частушки «под язык», «голосовые» инструменты грядущих «шумовиков»… Зубарики – самая тихая и страшная «шумовая эксцентрика» эпохи: клац-стук-щелк-звон-пение-стон. И кто бы мог подумать, что когда-нибудь (и даже очень скоро!) они прозвучат на «эталонном» концерте армейской самодеятельности в раззолоченном зале Большого театра! В феврале 1935 года там выступил – с увертюрой к опере «Кармен»! – оркестр пробочников под руководством курсанта Шентяпина.[154] Поскольку я неоднократно упоминал здесь любимый в 20-х «бутылофон», есть смысл прояснить и вопрос о пробках. К тому же, как известно, пробка – идеальный звукоизолятор, а значит, какой шум? какая «музыка»?

«Краснофлотцы – человек 50 – держат в зубах простые бутылочные пробки