Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

и, ударяя по ним большими пальцами обеих рук, извлекают звук Это изобретение – выдумка самих краснофлотцев (курсантов училища береговой обороны им. ЛКСМУ. – С. Р.). …Несмотря на очень тусклый сам по себе звук пробок, „оркестр“ звучит чисто и музыкально, вызывая большое внимание со стороны аудитории. Несмотря на всю свою примитивность, „оркестр“ этот исполняет увертюру из „Кармен“, „Колыбельную“ Моцарта и т. п. Иногда пианиссимо доходит до такого предела и до такой тонкости, что просто поражаешься тому мастерству, какого добиваются рядовые краснофлотцы на этих примитивнейших „инструментах“».[155]…Какая красота в слове «тишайший»!..

Но и тончайшее пробковое пианиссимо завораживает. Хотя и иной красотой. Пианиссимо – уже нюанс для Большого театра. Потому что: не Тишина, а музыка. Искусство.

Били уже не по зубам, дико и грубо. Да и зубы у всех разные. Иной как разинет рот, так А тут в каждом чреватом непредсказуемостью рту – по пробке. От бутылки. Жить становилось веселее, быт обрастал стандартностью «ширпотреба». Успехи социалистической индустрии были налицо.[156] На лицах – молодые улыбки. Дрожь черных ленточек бескозырок. Орнамент слаженно работающих крепких рук: белоснежные рукава форменок, ритмичные колебания загорелых кистей, стремительная дробь равнооттопыренных, больших и чистых пальцев. Технично, пластично, гигиенично, в меру эксцентрично. То есть культурно и вполне художественно.

Наконец, репертуар. Вероятно, не все играли по слуху, что-то разучивалось и по нотам, может, под рояль, и звучали не одни только мелодии: все же увертюра! «Кармен» – это уже не какое-то там, пусть и не одними только краснофлотцами любимое «Яблочко»…

Фильмы «Веселые ребята» и «Волга-Волга» смотрели пока еще все. Но очень многие из тех, кто, возможно, будет читать эту книгу в XXI веке, никогда не читали и не захотят читать «Республику ШКИД». А она, между прочим, написана как раз в 1926-м, будто специально для энтузиастов «шумовиков» и эксцентричных звуковых экспериментов. Описание техники «зубарей-зубариков» в ней – не только первое (первопечатное), но и этнографически достоверное. Пантелеев и Белых сами «зубарили» пару лет назад. Самый возраст писателей-дебютантов (17 и 19 лет) гарантировал искренность и точность информации об этом неподдельно фольклорном явлении.

Неизвестно, когда и при каких обстоятельствах выдумали курсанты-севастопольцы свой пробковый «оркестр» (хотя, надо полагать, не во время занятий по боевой подготовке взяли они пробки в зубы). Может, кто-то из них и сам «зубарил» в детстве? И книги о «перековке», перевоспитании «бывших» в новых людей пользовались тогда большой популярностью. Они просто могли прочитать «Республику ШКИД» и кое-что усовершенствовать применительно к культурным задачам эпохи первых пятилеток… Как бы там ни было, но я решил процитировать весь фрагмент о «зубариках», включая ситуативно-звуковую «рамку», напоминающую о сезонно-календарной природе звуковых проявлений в фольклоре.

«…С наступлением зимних сумерек появлялась уборщица и, громыхая кочергой и заслонками, затапливала печку. Серенький, скучный день проходил тускло, и поэтому поминутно брызгающая красными искрами печка с веселыми язычками пламени всегда собирала вокруг себя всю школу. Усевшись в кружок, ребята рассказывали друг другу свои похождения, и тут же на краю печкисушился табак – самая дорогая валюта школы.

Полумрак, теплота, догорающие в печке поленья будили в ребятах новые мысли. Затихали. Каждый думал о своем. Тогда Воробей доставал свою балалайку и заводил тоскующим голосом любимую песню:

По приютам я с детства скитался,

Не имея родного угла.

Ах, зачем я на свет появился,

Ах, зачем меня мать родила…

Песню никто не знал, но из вежливости подтягивали, пока Гога, ухарски тряхнув черной головой, не начинал играть „Яблочко“ на „зубарях“.

„Зубари“, или „зубарики“, были любимой музыкой в Шкиде, и всякий новичок прежде всего старательно и долго изучал это сложное искусство, чтобы иметь право участвовать в общих концертах.

Для зубарей важно было иметь слух и хорошие зубы, остальное приходило само собой. Техника этого дела была такая. Играли на верхних зубах, выщелкивая мотив ногтями четырех пальцев, а иногда и восьми пальцев, когда зубарили сразу двумя руками. Рот при этом то открывался широко, то почти совсем закрывался. От этого получались нужной высоты звуки. Спецы по зубарям доходили до такой виртуозности, что могли без запинки сыграть любой самый сложный мотив.

Таким виртуозом был Гога. Будучи заикой, он не мог петь и всецело отдался зубарикам. Он был одновременно и дирижером, и солистом шкидского оркестра зубарей. Обнажив белые крупные зубы, Гога мечтательно закидывал голову и быстрой дробью начинал выбивать мелодию. Потом подхватывал весь оркестр, и среди наступившей тишины слышался отчаянный треск зубариков.

Лица теряли человеческое выражение, принимали тупой и сосредоточенный вид, глаза затуманивались и светились вдохновением, свойственным каждому музыканту. Играли, разумеется, без нот, но с чувством, запуская самые головоломные вариации, и в творческом порыве не замечали, как входил заведующий.

Это означало, что пора спать».

Каждый зуб имеет корень. Не жаргонной «фиксой» оказался и зубарь. Словарь В. И. Даля дает два значения старого «зубаря»: 1) колышек, вытаскиваемый в детской игре зубами из земли; 2) род столярного струга с мелкой и частой нарезкой, которым строгают после драча (шерхебля) поперек слоев.

…«Колышек» этот – шанс на жизнь. Вытащил: выиграл-выжил. Может, просто стащил полено, выбил торец, вывернул доску, обогрелся.[157] И вырвался из ямы. Наперекор судьбе, поперек слою, на зубах. «Зубарики» – жестокая, недетская игра детей пожара.

После шерхебля войн и революций, после драки, бойни, приготовлений к могиле,[158] проклятий, прощаний[159] мелкой и частой дробью слетала с зубатого «инструмента» щелкотня мелодий. Из скрежета зубовного, смертного лязга родился этот щелк-треск, боль перелилась в трель, дрожь – в дробь… «Музыка Революции», не расслышанная Блоком, не замеченная Арсом… Безголосая, безъязыкая, бессловесная «музыка заик», безотчетное шаманство безбытной беспризорщины.

Но прежде всякой музыки был звук. Первичная, первобытнокорневая семантика зубного врача тоже закреплена в языке, в пословицах и поговорках. По В. И. Далю, «зубы говорят» (стучат) от холода, голода, злобы, ярости, отчаянья. «Ощерить (показать) зубы» – выразить угрозу. «Щелкать зубами» – злиться, яриться (либо от стужи или голодая). Звериное, животное здесь неотделимо от человеческого. Но стоит лишь «ударить по зубам» («зуба дать») – и выйдет уже насмешка. Еще более человечен глагол «зубарить» (он тоже не нов!): чесать зубы, молоть пустяки, врать, говорить вздор, насмехаться, зубоскалить…

«Кабы не зубы, так и душа вон!»

И уже вполне музыкальна и близка идее шкидских «зубариков» поговорка «Щелкай зубами да свищи в ноготок».

…Зуб и ноготь – «живая кость»: растущая, обновляющаяся на глазах, видимая, обнаженная. (Все другие кости скрыты от глаз, пока тело человека живо; скелет, череп с перекрещенными костями – эмблема