Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

вверх по течению, перешли реку по мосту и спустились по другому берегу посмотреть на гомпу бон. Как и во времена Снеллгроува, от неё торчали одни руины. На территории разбили лагерь несколько семейств дрог-па. Мужчин нигде не было видно, так что мы решили, что они ушли собирать кордицепс. Мы встретили только женщин, гнавших коз в гору. По лагерю бродили две старушки. У одной на руках был ребёнок, и она вращала молитвенный барабан в обычном, буддийском направлении по часовой стрелке: значит, она не последовательница бон. Другая старушка подошла к Аласдеру и разыграла целую пантомиму, явственно имея в виду, что у неё больные суставы и плохие глаза. Но мы не могли помочь и только извинились.

Основное помещение гомпы стояло запертое. Заглянув в щель между дверными створками, мы увидели одну черноту: ни один луч света её не пронизывал. Снеллгроув пишет, что в 1956 г. в главном храме не нашлось ничего интересного. Его, впрочем, очень заинтересовал храм поменьше, где на одной стене была уникальная буддийская фреска, а на стене напротив – фреска бон. Увы, уже тогда этот маленький храм стремительно ветшал, и во время нашего визита от него уже почти ничего не осталось. Фрески едва можно было разглядеть: от них остались только рамки выцветших пастельно-красных, зелёных и синих тонов.

Снеллгроув также писал о своём визите в Долпо в 1960 г. Прибыв в Салданг и войдя в дом Ньимы Черинга, он узнал, что в регионе неспокойно. Всего два месяца назад в Чарку прискакали мародёры-кхампа, которые в то время стояли в Мустанге против китайцев. В поисках пищи они увели более сотни яков. Северные границы были закрыты, на востоке было опасно, и тогда-то, с 1960 г., жители Долпо стали уводить своих яков зимовать на юг.

Мы спустились к реке и увидели, как две девочки переходили её по мелководью, возвращаясь в главную деревню. Идти нам пришлось по колено в воде, а дно под ногами состояло из валунов. Мы вернулись в лагерь к чаю замёрзшие, зато взбодрившиеся.

Дункан и Колин тоже вернулись со своей прогулки, и, как бывало всегда, когда они уходили, мы почти не видели Сьюзен: она привычно держалась в стороне. Филипп, похоже, отлично умел отдыхать и день провёл прекрасно.

Ужинали тем вечером в дымной отельной гостиной. Идеальный день отдыха!

На следующий день нам снова пора было в путь во всё более отдалённые долины, вдоль тибетской границы.

31 мая. Из Чарки (4321 метр) до Норбулунга (4772 метра) 15 километров

Быстро позавтракав и свернув лагерь перед нашим любимым отелем в Чарке, освещённым ранним солнышком, мы отправились вдоль по течению реки, мимо длинных стен мани, по мосту, а потом – вдоль реки на юг, постепенно забираясь всё выше и выше.

День снова стоял прекрасный, и прохожих почти не попадалось.

Примерно через час мы свернули в боковую долину – и оказались у крутого обрыва, через который был перекинут подвесной мост. На той стороне нас поджидал жутковатый скалистый подъём. После недолгой передышки, закусив шоколадкой, мы преодолели подъём. Земля под ногами была ужасно ненадёжная, иногда – сплошные голые скалы, зато наверху нам открылся прекрасный вид, и мы почувствовали себя на вершине мира.

Далее тропа вела через высокогорный луг и спускалась обратно к реке. В долине она стала неровной, и теперь идти было трудно.

На берегу мы спустились на большую плоскую площадку, где и остановились пообедать. Поднялся прохладный ветерок, но это не помешало мне вздремнуть на земле, подложив под голову рюкзак. В тот день в воздухе стояла пыль, и, проснувшись, я раскашлялся и выплюнул сгусток мокроты вместе со струйкой крови. Ничего, бывает такое в высокогорном треккинге.

После обеда дорога была на удивление ровной и несложной, и вскоре долина реки расширилась и обернулась широкими альпийскими лугами. Чуть выше, на склоне на том берегу, паслись яки.

Лагерь в Норбулунге был очень живописный: мы остановились на широкой площадке, поросшей травой: то тут, то там попадались сурочьи норы. Примерно в километре от нас, на другом берегу реки, расположились несколько палаток кочевников, и козы и пони бродили вокруг.

Остаток дня, прошедшего в несложном пятнадцатикилометровом переходе, мы провели, устраиваясь на ночлег. Вечером было тихо и ясно. Прямо над горными вершинами повис серебристый молодой месяц. Рядом ясно сиял Юпитер, прямо над ним – явственно-красный Марс.

22. За Джунгбен-Ла

1 июня. От Норбулунга (4772 метра) до Нисвас-Ла (5120 метров), Джунгбен-Ла (5561 метр) и лагеря на реке (5133 метра) 13,9 километра

Полюбовавшись на прекрасный закат, я крепко заснул – вот только вскоре меня разбудили соседи-кочевники с того берега: они погнали своих лошадей прямо через наш лагерь. Видимо, пришли в гости к нашим носильщикам. Топот копыт и беспорядочный звон колокольчиков прямо над головой вырвали нас из сна.

Утром, таким же тихим и солнечным, как предыдущее, нам подали чай в постель. Мы двинулись на некрутой подъём по долине. Через полтора часа долина сильно сузилась, и приходилось лезть на её стены. До тура, обозначающего перевал Нивар (5120 метров), мы добрались без особого труда. Однако с нашей новой точки обзора мы увидели, что до Джунгбен-Ла (5561 метр) оставалось ещё два километра через просторную, открытую равнину, а прямо перед нами маячил Сандачхе-Химал. Именно в этой долине в 1900 г. Кавагути обнаружил в снегу скелеты погибших странников, у которых недоставало черепов и бедренных костей.

До настоящего подъёма мы добрались только через час: там мы выбрали, по какой тропе подниматься на перевал, находившийся в четырёх сотнях метров от нас.

Выбранная тропа быстро превратилась в нескончаемый тест на выносливость. Я делал вдох на каждый шаг и считал до ста – и так много раз, только чтобы не останавливаться.

Райнхольд Месснер так отзывается о своём одиночном восхождении на Эверест: «Каждый вздох был мне мучением, а всё же я воспринимал его как дар». На высоте всего в 5500 метров дышать было ещё не таким мучением, но поднимались мы прискорбно медленно.

Когда мы одолели две трети пути и до перевала оставалось ещё полчаса ходу, начался снег. Сначала редкий, потом всё гуще и гуще, и уже через несколько минут окружающие горы исчезли из виду. Я оделся в дождевик, но ноги всё равно мокли. Через двадцать минут мы с Эйдом добрались до вершины. Снег шёл очень густой, видимость была всего двадцать метров. Чандра, Колин и Аласдер забрались прежде нас. Эйд повесил на тур несколько молитвенных флагов – однако становилось