Последняя капля слезы - Габдулла Мухамедгарифович Тукай

Счастье материнства

Что за счастье! Как посмотришь, умиляется душа,

Обретаешь сердцем радость, оживёт любовь, дыша.

Как она, лаская, холит, лижет, пестует дитя:

«Свет очей моих, сыночек, как жила я без тебя!»

Из бегуньи резвой, юной стала матерью она,

О живом душа печётся, тайной нежности полна.

Напряжённая мысль и отдохновение

Вся внимание, вперила бесконечно долгий взгляд,

Что у кошки за проблемы? Отчего глаза горят?

В голове от мыслей тесно, что рождаются как раз,

Тот понять её не сможет, кто не видел этих глаз.

Утомившись до предела от упорных, долгих дум,

Обретёт отдохновенье, наконец, кошачий ум.

Два страха

Над двумя нависла палка головами, просто жуть,

Разве палке было жалко кошек хоть когда-нибудь?

Обе жалки и боятся страшной палки над собой,

Только страх одной отличен от пугливости другой.

Отбивается от палки, когти выпустив, одна,

А другая в бегстве ищет избавленья от врага.

Наслаждение и счастье, зло и страдание

Гладят голову, по шерсти спину гладят – хорошо!

Как приятна ласка кошке, ласки хочется ещё!

Разливается по кошке радость счастия и от

Преизбыточного счастья приоткрыт у кошки рот.

Подлезает головою под ладонь, уже слеза

От такого наслажденья выступает на глаза.

До чего же жизнь прекрасна! Хорошо на свете жить:

Что себе ни пожелаешь, всё к услугам – есть и пить.

Так оно, конечно, только не всегда удобна жизнь,

У неё беда и радость ходят вместе, как ни кинь.

То на хвост наступит кто-то, ни с того и ни с сего

По спине камчою вздёрнут, не захочешь ничего!

От побоев и ушибов всё нутро её давно

Пережитым злом и болью и страданием полно.

И восстала, встала дыбом злой обидой на ней шерсть,

Каждым мускулом и мукой проступила в кошке месть!

Всё кончено

Что ж ты, жизнь, так беспощадна? Так недавно весела,

Так игриво здесь ходила, кошка нынче умерла!

Эта весть окрест, наверно, облетела быстро всех,

И сейчас в подполье, верно, уже празднуют успех.

То-то радуются крысы, веселятся и поют:

«Пропадай теперь, злодейка, похозяйничала тут!»

Эпитафия

Путь окончила здесь бренный, перешла ты в мир иной,

Божьей милостью всеблагой обрети в нём свой покой.

Хоть творила ты при жизни много горестей мышам,

Будь спокойна, не оставят без призренья тебя там.

Как стараньями твоими пресекалась порча здесь,

Так хорошего в тетради[45], может, будет перевес.

Всё же как тебя на свете не хватает нам подчас,

Не боятся даже пчёлы, а не то что мыши нас!

Мне, бывало, в стары годы утешением была,

Как, бывало, забавляла твоя милая игра.

А когда с тобой порою расшалимся вовсе мы,

Руки будто бы кусала мне совсем не больно ты.

Когда громким храпом с печки оглашал избу хыр-хыр

Старый дед, неподалёку ты спала: мыр-мыр, мыр-мыр.

Иногда случалось если, что утащишь невзначай

Ты сумсу, кусок бялиша, и тебя гнала энкяй[46]:

«Ах, негодница, воровка!» – со слезами я бежал:

«Мама, мама, только кошку, я прошу, не обижай!»

Пролетели наши годы, те деньки уж далеко,

Отличить врага от друга в этой жизни нелегко.

Пусть Аллах тебя пригреет и не даст тебе скучать,

В Судный день, мурлыча громко, выходи меня встречать.

Утро

Рассвело. Проснулись все.

Небо в утренней красе.

Солнца первые лучи

В чистой искрятся росе.

День с заботами идёт.

Взад-вперёд снуёт народ.

Птичьих стаек голоса

Улетают в небеса.

Тёплым светом залиты

Лес, поля, луга, сады,

Ярко светятся в лучах

Городских домов ряды.

В эту пору там и тут

В школу школьники бегут,

С толстым ранцем за спиной

В класс бегут они гурьбой.

Постижение истины

1

Если слово «любовь» – поцелуи одни и объятья,

О подобной любви никогда не имел я понятья.

Я не знал этой жажды – увы, не любил никогда я.

Может быть, мне и вправду любовь неизвестна земная?

Нет, любовь – это нечто тончайшее, отблеск в эфире,

По-арабски «максади экса»,

или высшая цель в этом мире.

Перед милой моей я молился, склонясь молчаливо,

Трепетал и краснел, и надеялся тайно, стыдливо.

В ней я видел одной воплощение сущего мира,

Я молитвы слагал для неё – божества и кумира.

Как свеча, я растаял, цветы, что я в сердце лелеял,

Почернели, сгорели, и ветер их пепел развеял…

2

До того, как открылись арабам заветы ислама,

Деревянным кумирам они поклонялись упрямо,

Ложь была сметена и развеяна истинной верой,

И открылись глаза у обманутых жалкой химерой.

И, стыдясь слепоты, вопрошали они с удивленьем:

«Неужели и впрямь поклонялись мы этим поленьям?»

3

Солнце мысли моей из-за облака вырвалось, к счастью;

Я не скован уже мимолётной, бессмысленной страстью.

Слава богу, опять предо мною светлеет дорога,

И теперь