Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

взрыв цанг-тумб белые платки полные золота тумб тумб облака-курятник 2000 гранат гром аплодисментов Скорей скорей какой энтузиазм взорваться худые парики волосы очень черные цанг-тумб-тумб оркестр шумов войны раздуваться под нотой молчания подвешенной под открытым небом воздушный шар пленный позолоченный контролирующий стрельбу.

Мы хотим установить и укрепить гармонически и ритмически все разнообразие этих шумов. Дело идет не о разрушении движения и регулярных вибраций (по времени и интенсивности) этих шумов, но о простом фиксировании степени и тона преобладающей вибрации. В самом деле, шум отличен от звука своими нестройными и иррегулярными (по времени и интенсивности) вибрациями.

Каждый шум имеет свой тон, а иногда также и свой аккорд, который преобладает над ансамблем этих иррегулярных вибраций. Существование этого преобладающего тона дает нам возможность практически закрепить шумы, т. е. определенное разнообразие тонов, без потери своей характеристичности, я хочу сказать, своего отличительного тембра. Некоторые шумы, полученные от вращательного движения, могут нам предложить целую гамму, восходящую или нисходящую, смотря по тому, увеличивается или уменьшается быстрота движения.

Всякое проявление нашей жизни сопровождается шумом. Шум нам отлично знаком. Шум имеет могущество обращать нас к жизни. Звук, наоборот, чуждый жизни, всегда музыкальный, нечто обособленное, случайный элемент, стал для нашего уха тем же, чем слишком знакомое глазу лицо. Шум, нестройно плещущий и иррегулярный вне нестройной иррегулярной жизни, никогда не откроется нам полностью и таит для нас бесчисленные сюрпризы. Мы убеждены, что, выбирая и координируя шумы все, обогатим людей неведомым наслаждением.

Несмотря на то, что для шумов характерно грубо призывать нас к жизни, искусство шумов не должно быть простым имитационным воспроизведением. Искусство щумов получит свою основную способность волнения из специального акустического наслаждения, произведенное, благодаря вдохновению музыканта, комбинированиями шумов. Вот 6 категорий шумов футуристического оркестра, которые мы предполагаем механически осуществить вскоре:

Мы окатегорили этими 6 группами основные, наихарактернейшие шумы, прочие – только комбинация этих. Ритмические движения шума бесконечны. Есть не только преобладающий тон, но и преобладающий ритм, вокруг которого другие многочисленные второстепенные ритмы одинаково чувствуются.

Заключения:

1. Надо все более и более расширять и обогащать область звуков. Это отвечает потребности нашего чувствования. В самом деле, мы замечаем, что все современные композиторы-гении устремляются к самым сложным диссонансам. Уходя от чистого звука, они приближаются почти к звукошуму. Эта потребность и эта тенденция не могут быть вполне удовлетворены иначе, чем комбинацией шумов и заменой ими звуков.

2. Надо изменить ограниченность разнообразия тембров инструментов, располагаемых оркестром, беспредельностью разнообразия тембров шумов, добытых специальными механизмами.

3. Чувствование музыканта, избавившись от легких традиционных ритмов, найдет в области шумов возможность развернуться и обновиться; это легко достигаемо, если принять в соображение, что каждый шум предлагает комплекс самых разных ритмов, не считая преобладающего.

4. Каждый шум имеет в себе среди своих иррегулярных вибраций общий преобладающий тон. Поэтому при построении инструмента, долженствующего имитировать

этот тон, легко достичь достаточного разнообразия продолжительности тона, полутона и четверти тона. Это разнообразие не похитит у шума особенности его тембра, но протяжение увеличится.

5. Технические затруднения при устройстве этих инструментов невелики. Как только мы найдем механический принцип достижения определенного шума, мы сможем понемногу усиливать его тон, следуя акустическкм законам, напр., можно прибегнуть к уменьшению или к увеличению скорости, если у инструмента будет вращение. Если он будет не вращательным, можно увеличить или уменьшить размер и напряженность звучащих частей.

6. Новый оркестр достигнет наиболее сложных и новых звуковых эмоций не последовательностью имитательных, воспроизводящих жизнь шумов, а фантастической ассоциацией разнообразных тембров. Вот поэтому всякий инструмент обязан давать нам возможность переменять тон и обладать большим или меньшим звукорастяжением.

7. Разнообразие шумов безгранично. Известно, что

мы сегодня владеем более чем тысячью разных машин, у которых мы можем различать столько же разных шумов. С все новым возрастаньем машин, мы сможем когда-нибудь различать двадцать или тридцать тысяч шумов различных. Это будут такие шумы, которые нам придется не просто имитировать, а комбинировать прихотью нашей артистической фантазии.

8. Мы приглашаем всех действительно талантливых и смелых молодых музыкантов наблюдать все шумы, чтобы понять составляющие их ритмы, главный тон и тона второстепенные.

Сопоставляя разнообразные тембры шумов с тембрами звуков, они убедятся, насколько первые разнообразнее вторых. Так разовьется понимание шумов, вкус и страсть к ним. Наше чувствование, увеличенное после приобретения футуристическаго зрения, еще увеличится футуристическим слухом. Двигатели наших городов промышленных смогут быть через несколько лет так искусно поставлены, что обратят любой завод в пленительный оркестр шумов.

Мой дорогой Прателло, я поручаю твоей футуристической гениальности эти новые идеи, приглашая тебя обсудить их вместе со мной. Я не музыкант; у меня нет ни акустических преимуществ, ни произведений для защиты. Я художник-футурист, устремляющий свое хотение всеобновления в жадно любимое искусство. Поэтому более отважный, чем самый смелый музыкант-профессионал, нисколько не смущаясь моей мнимой некомпетентностью, зная, что отвага дает все права и возможности, я являюсь зачинателем обновления музыки искусством шумов.

Луиджи Руссоло.

Художник.

Милан, 11 марта, 1913.[179]

Приложение 2

«Приговор предварительный, но обжалованью не подлежит»

ТИШИНЫ НЕ ПРОСИ. ЕЕ НЕ БУДЕТ. Так сказал мужественный советский поэт Борис Слуцкий. Сказал как отрезал. Проговорил – приговорил. И баста. И: точка. И в конце 60-х годов XX века завел «дело об убийстве».

Тогда, на рубеже «урбанистической революции», дело это вели знатоки. Его вообще замариновали под сукном. Знатоки делали свои дела и, как большинство граждан СССР, радовались успехам массового жилищного строительства, быстрому умножению когорты наших городов-миллионеров, успехам мебельной промышленности в деле удовлетворения растущих потребностей владельцев отдельных малогабаритных квартир и отдельных крупных домовладений. Вовсю бушевал дикий туризм под парусами авторской песни, пригородные леса еще не были вытоптаны миллионами дачников-огородников, с крыши Пашкова дома, где отдыхал когда-то перед отлетом из Москвы Воланд, все еще просматривались околицы столицы…

Большинство живо помнило бездомье и безбытье прошлых лет, войну, разруху, землянки, бараки, подвалы, общаги, балки, вагончики, палатки и прочие разновидности «временного жилья», в котором, навечно затянув пояса, жили закаленные строители светлого будущего. Но «и свет во тьме светит». Как грузди, белели все новые жилые корпуса, все новые жильцы исхитрялись вселяться в государственные и кооперативные квартиры. И благосостояние советских трудящихся росло, и люди обрастали волосами, коврами, тряпками, бытовой электротехникой, машинами, квартиры становились тесноваты, автомобили требовали гаражей, садовые участки высасывали деньги и силы. И все туже набивались «колбасные поезда», и все чаще рвал «застойный» воздух хриплый вопль Высоцкого, и подавшиеся в «лимитчики» крестьяне, вспомня о покинутых родинах, уже собирались в парках