Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Н. С. Хрущев с дочерью и членами Политбюро Украины: слева Д. С. Коротченко, Н. В. Подгорный, жена Коротченко, Хрущев (за ним И. С. Сенин), Ю. Н. Хрущева, Л. Г. Мельников и другие

Межигорье, 1952

[Семейный архив автора]

Предложения Хрущева были не только здравы, некоторые предвосхищали время на десятилетия. Проблема была в непродуманности, отсутствии ресурсов и подготовки. В 1970-х к возможностям агрогородков стали возвращаться заново как к способу удержать молодежь в селе[231], но СССР развалился, и вопрос потерял актуальность. А идея осталась жить: в последние годы Белоруссия начала продвигать свое «оригинальное изобретение» «агрогородков как деревни будущего». В ноябре 2022 года президент Александр Лукашенко говорил: «Не будет этих деревень старых, которых у нас сотни тысяч было. Будут агрогородки. Останутся крупные деревни»[232]. Он объяснил, что в каждой деревне комфортные дома создать не получится, поэтому Белоруссия строит агрогородки, близкие по уровню жизни к городу, куда люди будут стремиться. Ну просто Хрущев!

Тогда время на доработку идей — плохих и хороших — было ограничено. Жизнь советских начальников подчинялась Сталину. Из Киева Хрущев вечером звонил его помощнику Александру Поскребышеву узнать, ушел ли Сам, и только после этого шел домой и ложился спать. В Москве для особо приближенных бремя было совсем тяжелым. В разное время этими приближенными — теми, кого вождь «приглашал» на ежедневные ужины, — были Молотов, Микоян и Ворошилов, Маленков, Каганович, Булганин и Берия. Теперь к этим избранным присоединился Никита Сергеевич. Он старался вздремнуть в обеденное время, чтобы не выглядеть сонным по ночам. Все собирались к вечеру в Кремле, часами смотрели зарубежные фильмы — Чаплина или вестерны, обсуждая дела во время смены роликов, а после, уже ночью, ехали ужинать на «ближнюю» дачу. Сталин любил, чтобы много ели и пили. Отчасти из-за грузинского гостеприимства, отчасти, чтобы узнать, о чем думают его потерявшие бдительность коллеги.

По домашним рассказам Хрущева, хуже всего приходилось Георгию Максимилиановичу. Маленков алкоголь не переносил и выбирал место, чтобы сидеть подальше от вождя. Ему наливали, а он выливал все в салфетку. Никита Сергеевич вспоминал, как подвыпивший Микоян на него однажды настучал: «Выжмите салфетки у Маленкова, увидите, он жульничает». Подавальщица выжала, и из них полились водка и коньяк. Шутка была жестокой, но все смеялись. Бедный Георгий Максимилианович краснел, а Сталин с тех пор штрафовал его лишними рюмками. «Тяжело переносил эти выпивки Маленков. Я его увозил под утро, дома на Грановского откачивал, под воду холодную, чаю крепкого. Постепенно он привык, пришлось… Сам Сталин умел хорошо и много пить, — вспоминал Хрущев, — Булганин и Ворошилов пьянели быстро и сразу засыпали».

В. М. Молотов, Г. М. Маленков, А. Н. Поскребышев, Н. С. Хрущев, А. И. Микоян у И. В. Сталина в Новом Афоне

7 октября 1951

Фотограф Н.С. Власик

[Семейный архив автора]

Вождю нравилось унижать. Хрущеву он мог приказать сплясать гопак, а Микояну, худощавому невысокому армянину с мягкими манерами и приятными усиками, танцы Кавказа. Никита Сергеевич как-то заметил своему другу: «Когда Сталин говорит „танцуй“, мудрец танцует». За ужином вождь требовал, чтобы Микоян дегустировал вино, а кто-то первым пробовал блюда. Тогда же, по воспоминаниям Микояна, «Сталин, говоря о Молотове или обо мне, высказывался в том плане, что якобы мы чуть ли не американские или английские шпионы»[233]. Главной целью ночных застолий было скрасить одиночество стареющего, выдохшегося от власти Сталина.

Анастас Иванович однажды поделился с Никитой Сергеевичем случаем, произошедшим во время отдыха в Новом Афоне. Раболепный лидер венгерских коммунистов Ракоши вдруг попал под подозрение. Ракоши позвонил спросить, можно ли навестить Сталина. Тот занервничал: «Как узнал, где я отдыхаю?» И вздохнул: «Никому не верю. Сам себе не верю».

Был и другой случай с Микояном, который он рассказал при прабабушке и тете Раде: Сталин пригласил его к себе на дачу. Обычно в афонском доме гостей не селили, но время было позднее, и Микоян остался ночевать. «Наутро я себе места не находил, на цыпочках пошел гулять, зашел в столовую, Сталин читал материалы, поднял голову и спросил: „Что тебе нужно?“ Зная его дурь, я снова ушел в сад, но он меня позвал. Мы сели пить вино, как ни в чем не бывало. Опять ночь, мне постелили в бильярдной». Гость уезжать боялся, а Сталин его больше не вызывал. Через два дня вождь захотел поиграть в бильярд — иногда он играл с одним из охранников, — но узнал, что в бильярдной Микоян. Пришел начальник охраны генерал Власик: «Товарищ Сталин поручил узнать, почему Вы здесь живете. У Вас что, нет своей дачи?» Микоян расстроился и уехал. К вечеру Сталин потребовал, чтобы Микоян написал объяснение, почему уехал, и он, перепуганный, целые сутки писал объяснение.

Борьба между преемниками обострялась. Хрущев — уж слишком был прост и не кремлевец по духу — преемником не считался, но с ним хотели дружить те же Маленков и Микоян. Его умение добиваться своего могло пригодиться.

Несмотря на то, что Никиту Сергеевича призвали в Москву «балансировать» Георгия Максимилиановича, тогда у них были прекрасные отношения. Они жили в одном доме на Грановского, гуляли во дворике после работы, ходили друг к другу в гости. Юля-большая и Рада дружили с его дочерью Волей — Валентиной, начинающим архитектором. Хотя у прабабушки отношения с женой Маленкова, Валерией Голубцовой, в дружбу не переросли. Она вспоминала, что, когда «Валерия Алексеевна говорила о своей научной работе, другие партийные жены заводили глаза» — надо мужу помогать, а не карьеру делать. Голубцова, ректор Московского энергетического института, была озабочена не только собственной карьерой, но и питала изрядные надежды на дальнейшее развитие карьеры мужа. Прабабушка ее не осуждала, а, наоборот, поощряла, но моя мама считала, что в «очевидном ощущении превосходства сыграло роль дворянское происхождение Валерии Алексеевны — слишком простецкими были родители на ее вкус».

В. Г. Маленкова и Ю. Н. Хрущева на Владимирской горке в Киеве

1952

[Семейный архив автора]

Помимо «Ленинградского», заводились и другие «местные» дела, включая «Мингрельское» — против Берии. Заработав свой авторитет как грозный руководитель органов госбезопасности и наместник Кремля в Закавказье, в 1951–1952 годах он вдруг стал основной мишенью Сталина. Многие люди Берии были уволены или расстреляны во