Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

Толчки чувствовались в Ченнаи на расстоянии около 2400 километров от эпицентра».

И мы были в самом эпицентре. Толчки, пришедшие за первый час, потом оценили в 6,4, 6,2 и 5,8 балла.

А душный, безветренный день всё так же стоял в Каттике. Людям нужно было что-то пить и есть. Медленно толпа рассосалась, и жители двинулись к брезентовым навесам, которые уже установили на террасах после первого большого толчка.

Гита куда-то пропала, а потом вдруг объявилась с бутылкой пива в каждой руке – для меня и для Йена. Это показалось нам настоящим современным чудом – и очень своевременным.

У матери Сариты и Гиты была сестра, которая несколько лет назад переехала из Гумпатханга в Каттике и открыла здесь гостевой дом. Это ей принадлежало величественное розовое строение, остатки которого виднелись прямо перед нами на главной улице. Дом было уже не починить. «Тётушка», как её называли, теперь жила под брезентовым навесом, где установила печь и старалась, как могла, продолжать своё дело. Она знала, что мы где-то здесь, и послала нам напитки. Редкое пиво принесло мне большее наслаждение.

Мы с Йеном поставили палатку – новенькую, азиатского стиля, вмещающую десять человек. В ней поселились Йен, я, Гита и некоторые её родственники, которые были не против тесноты. Когда начали сгущаться сумерки, нас позвали вниз, к Тётушкиному навесу.

Над долиной возвышался заснеженный пик, верхушка которого терялась в облаках. В последних лучах солнца снег отливал нежно-розовым. Это была Пхуби-Чьячу высотой 6637 метров, стоящая на тибетской границе. Её вечная, неизменная красота напомнила мне, как мало значат все наши человеческие страдания – мы с друзьями живы и в безопасности.

После шести часов вечера мы спустились к «хижинам» – временным укрытиям, где расположились местные. Жили, готовили, спали – всё под синими и оранжевыми навесами, растянутыми на наспех сколоченных деревянных рамах. Тётушка угостила нас ещё пивом и накормила отличным ужином: карри, рисом, далом и варёной картошкой.

Картошки была целая тарелка, и к ней прилагалось блюдце с солью и перцем чили. Мне она показалась настоящей амброзией вдобавок к нектару-пиву – только Тётушка не могла поверить, что я ем картошку «грязной», в мундире, и норовила отобрать у меня тарелку, чтобы почистить её. Смеясь, я попросил Гиту передать ей, что кожура – это самое вкусное.

Во время ужина раздался ещё один небольшой толчок. Люди тут же прекратили жевать и притихли. Сидели молча, ждали затаив дыхание. Прошла минута – и всё вернулось на круги своя.

Настала пора идти наверх, к себе в палатку: устраиваться на ночь и заполнять дневник.

День выдался длинный и сложный.

Я заснул быстро и крепко, и только ранним утром меня пару раз будили слабые толчки, напоминая о том, какая хрупкая человеческая жизнь.

13 мая, среда

Я проснулся с рассветом и в семь утра покинул палатку. Я хорошо понимал, что сегодня мы никуда не уходим. Выпив воды, я позавтракал шоколадкой.

Я решил пройтись вниз по разрушенной улице и сделать несколько фотографий.

Спустился по террасам, где местные жители под защитой навесов готовили завтрак и пересчитывали свои пожитки. Лица у большинства были встревоженные, но те, кому я говорил «намасте», отвечали мне улыбкой. Одна очень славная тамангская молодая женщина шла от общественного резервуара с водой и несла на руках ребёнка; на лице у неё застыл ужас. Видно было, что она всё плачет и плачет, не в силах успокоиться.

Главная улица Каттике, по обе стороны застроенная домами, насчитывала метров двести в длину. Ни одного целого здания на ней не осталось. Многие дома попросту рухнули, у других стены покосились под странным углом. Улицу повсеместно преграждали завалы.

Я осторожно карабкался по ломаному камню и доскам. В какой-то момент я наткнулся на маленькую девочку: она сидела посреди развороченной дороги у ванны, полной грязной воды, и мыла в ней семейные кастрюли и другие кухонные принадлежности. Она даже не взглянула на меня, когда я проходил мимо.

Один из дядей Сариты и Гиты ещё вчера днём ушёл прямиком в Гумпатханг. В Каттике он вернулся ближе к полудню – странным образом одетый в элегантный европейский костюм-тройку. Он передал, что дорога в Гумпатханг очень опасна из-за оползней, а на руинах осталось мало людей: большинство ещё вчера ушли вниз по долине за рисом. Теперь двое дядей с жёнами тоже собирались в Гумпатханг, но брались нести только маты и спальные мешки: остальное было слишком тяжело.

Мы рано пообедали рисом с картошкой, усевшись под Тётушкиным навесом, и запили обед горьким, но освежающим чангом – традиционным гималайским домашним пивом, которое варят из ячменя, риса или проса. На небольшой ровной площадке чуть ниже Тётушкиного навеса сгрудились восемь-девять девочек: у них был кассетный магнитофон на батарейках, и повсюду разносилась громкая непальская музыка. Эти девочки, которым было от семи до двенадцати лет, ничем не отличались от своих ровесниц по всему миру. Одни казались заводилами, другие воображулями, третьи тихонями. И все они наслаждались музыкой, пока одна из заводил, под всеобщие возгласы негодования, не переключала на следующую песню. И снова все как одна принимались крутиться, и вертеться, и хихикать под новую мелодию.

Какой-то деревенский мудрец распустил слух, что с часу до двух дня нас ожидает ещё одно землетрясение. Вскоре после полудня вся деревня хлынула обратно на террасы, туда, где стояла наша палатка. Большинство укрылись в тени деревьев: день стоял такой же знойный, как вчера. Утром земля и правда немного дрожала. Ни в два часа, ни в три, ни в четыре землетрясения не случилось. Люди разошлись, молча согласившись, что лучше перестраховаться.

Днём к нам присоединился кузен Гиты и Сариты по имени Дордже. Он несколько дней пробыл в Гумпатханге вместе с тайским фотографом Понгом. На следующее утро они собирались уезжать из Каттике на машине и звали нас с собой. Вечером, когда мы уже насладились картошкой под навесом у Тётушки, Понг сообщил нам, что сначала придётся идти пешком: а поскольку дорога займёт шесть часов, ложиться надо рано.

14 мая, четверг

В пять утра нас разбудила Тётушка, сообщив, что у неё под навесом поспел чай. Я привычно собрал вещи и отправился выпить сладко-пряного чаю с молоком. Утро было славное – впрочем, в шесть часов, когда мы выступили, солнце ещё не взошло.

В наш отряд входили Йен, Гита, её кузен Дордже, Понг и трое родственников семейства Ламы. Несколько местных жителей помогали нам нести снаряжение.