Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

толпе ожидающих. Папа и Йен начали раздавать рис и брезент. Гита, которая обычно хорошо говорила по-английски, тут вдруг объявила, что привезли «рис и презент»: пришлось мне её поправить. Вскоре мы с ней отошли подальше от толчеи и устроили полевую клинику.

Ни серьёзных ранений, ни каких-либо новых травм у местных жителей не было, так что мы «принимали» всех по очереди: поставили стул в толпе и осматривали пациентов одного за другим.

Сев на стул, человек ощупывал голову, живот или сустав, показывая нам, где болит. Многие жаловались на «головную боль, головокружение и резь в животе». На суставы жаловались тоже многие. У одного мужчины было опасно высокое давление, 185/110. Мы приняли молодого человека с тяжёлым тонзиллитом: лимфатические узлы у него на шее сильно раздулись. Гита великолепно управляла потоком пациентов и переводила для меня. К тому же она порой высказывала исключительно разумные предположения, чем может страдать человек. Мы приняли более пятидесяти пациентов и закончили около половины второго.

Нам передали, что грузовик отправится обратно завтра в семь утра, – а нам надо было ещё вернуться наверх за багажом. Водитель почему-то отказывался делать небольшой крюк.

Днём мы никуда не торопились: сидели на затоптанной Бабушкиной веранде. Потом Папа предложил нам поужинать в доме его свояка. Мы с Йеном предвкушали отведать «быстрого» пастушьего пирога, который был просрочен «всего» на восемнадцать месяцев. Так что мы упрямо отказывались и отдали должное нашему MRE, армейскому сухпайку.

Но в семь часов вечера нам обещали ракси, так что мы отправились наверх по склону в дом Дяди: прогулка заняла полчаса. Подавали и еду, хотя мы уже поели. Ожидая, когда нам нальют, Дядя гордо демонстрировал, как ловит прямо в воздухе большую зеленомошницу, обрывает у неё крылья и остальное съедает. Не очень по-буддийски, хотя убранство дома прямо указывало на его религиозные убеждения. Ракси, впрочем, было отличное, и двух кружек нам вполне хватило. Мы кое-как спустились с холма и в десять с небольшим уже крепко спали.

19 мая, вторник

Без двадцати пять утра меня разбудил сильный толчок. Целых полминуты весь дом ходил ходуном. После я узнал, что магнитуда была 4,4. Я повернулся на другой бок и снова уснул, но в шесть часов уже требовалось вставать: надо было спускаться с проклятого склона за сумками.

Нам помогли несколько родственников Гиты. Мою синюю сумку с лекарствами подняли по склону на мотоцикле – так что я сам за час поднял на шестикилометровый склон четырнадцать килограммов веса.

Всего раз я остановился, чтобы сфотографировать разрушенную школу. У этого некогда живописного здания был лишь один этаж, и оно с трёх сторон возвышалось вокруг площади с большим, на вид очень старым чортеном в центре. Теперь некоторые стены рухнули, и пускать детей сюда было, конечно, нельзя.

До грузовика я добрался без десяти восемь. Папа спустился с холма почти через час и завалился в чайную посидеть с друзьями: он явно придерживался собственного расписания. Впрочем, мне удалось его поторопить, несмотря на языковой барьер: я быстро доставил его к грузовику, и мы тронулись.

С нами в кузове ехали попутчики: две тамангские женщины с тремя дочерями, парень со старыми шрамами от ожогов на лице и помощник шофёра, который озарял себя благословением всякий раз, как мы проезжали буддийский храм. Путешествие было приятным и закончилось быстрее, чем поездка сюда. Выехав чуть позже девяти, без десяти пять я уже был у себя в отеле в Тхамеле, то есть путь занял чуть меньше восьми часов.

Я запостил фотографии в «Фейсбук» и отправился в «У Сэма» выпить пива с попкорном и заполнить дневник. И в баре, и во всём районе по-прежнему стояла жутковатая тишина.

20 мая, среда

День я провёл в Катманду, приходя в себя. Сходил в «У Шоны», местное заведение, куда частенько наведывались треккеры и альпинисты. В этом тёмном тесном магазинчике можно было поболтать с экспатом Марком, который назвал его в честь жены Шоны.

Я туда отправился купить новые походные штаны. Появился ещё один покупатель, интересующийся ботинками, и я узнал в нём Рассела Брайса, альпиниста из Новой Зеландии. Я представился, и мы беседовали несколько минут. Он собирался на К2 (Чогори) в Пакистан, но сам восхождение не планировал. По-прежнему, оглядываясь по сторонам, я поражался, сколько зданий пошли трещинами и стали непригодны для жизни.

Сарита потрудилась на славу, организовав мне поездки на ближайшие десять дней. Я всего-то проговорился за ужином, что хотел бы провести пару дней в Лумбини, а потом неделю во Лхасе. А она устроила всё до последней детали.

Сегодня снова назревал муссон, так что было особенно хорошо выпить холодного пива. К нам присоединились парень по имени Дэвид и высокая блондинка из Манчестера, представившаяся как Мелани Барнетт Саутворт. Она приехала покорять Эверест – и тут лавина. Через два часа у неё был самолёт домой, однако она твёрдо намеревалась вернуться на следующий сезон и попробовать снова. Мы с Дэвидом сразу поладили, делясь впечатлениями о последних событиях. Вдруг он вскочил и говорит: «У меня для вас подарок». Он куда-то убежал и через пару минут вернулся с книгой – своей книгой «Пингвины Эвереста». Он подарил мне её с автографом, и когда я её прочитал, книга Дэвида Дуркана мне очень понравилась.

Вечер мы завершили в «Новом Орлеане», где стоял образчик укрытия на случай ЧС, выстроенного из профлиста: стоило всего сто долларов. Конструкция казалась надёжной, только, вероятно, совсем не сохраняла тепло в холодное время суток.

Затем я вернулся в свой отель «Бэкьярд» и собрал вещи. Утром я уехал в Лумбини.

29. Родина Будды

Около 2500 лет назад на Индо-Гангской равнине начались роды у жены одного почтенного правителя. Схватки застали женщину в джунглях, по дороге в отцовскую деревню, и она родила мальчика. Женщину звали Майя Деви, и она приходилась женой Шуддходане, царю Шакьи; родился же у неё царевич Сиддхартха Гаутама, а лесная поляна, на которой он появился на свет, находилась близ Лумбини.

Ребёнком принц жил очень уединённо, однако, возмужав, возжелал знаний и истины. Оставив родительский дом, он отправился на поиски просветления. Сиддхартха стал Шакьямуни Буддой – центром огромного, влиятельнейшего духовного течения, каким теперь является буддизм. Ещё в давние времена его учение о сострадании и о срединном пути распространилось по всей Индии и вышло за её пределы, а места, где он обитал, учил и расстался с жизнью, стали притягивать паломников. Люди возводили огромные храмы и мемориалы в его честь.

Так случилось и