Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

заголовком «Плащаница разоблачена: величайшая подделка всех времен» (The Shroud unmasqued: Uncovering the greatest forgery of all Time). Они определенно сговорились.Объявление результатов

Упрощенный протокол 1987 года предусматривал итоговое собрание представителей лабораторий в Турине для согласования результатов. Чего ради? Всю работу непосредственно выполнял Британский музей. В очередной раз соблюдение регламента было сочтено излишним. Вместо того чтобы быть гарантом эксперимента, авторитетный лондонский музей в лице достопочтенного доктора Тайта стал его истинным координатором, а Институту метрологии имени Г. Колоннетти досталась второстепенная роль – финальная проверка согласованности данных. Словом, его попросили лишь приложить печать, что он любезно и сделал.

Оставалось объявить результаты. Тайт и лаборатории отказались делать это первыми, предпочитая делегировать задачу религиозным властям, чтобы они санкционировали результаты, хотя не были к ним приобщены. В сущности, их просили признать безупречность исследования перед всем миром. В итоге это сделал кардинал-хранитель Анастасио Баллестреро, который 13 октября опубликовал следующее сообщение:

«При посредничестве доктора Тайта из Британского музея, координатора проекта, лаборатории Аризонского университета, Оксфордского университета и Цюрихского политехнического института, осуществивших мероприятия по датированию ткани святой Плащаницы с помощью радиоактивного углерода, наконец сообщили папскому хранителю святой Плащаницы результаты своих действий 28 сентября 1988 года.

Документ уточняет, что интервал датирования ткани Плащаницы, определенный с коэффициентом надежности 95 %, располагается между 1260 и 1390 годами нашей эры. Более точная и подробная информация по этому результату будет опубликована лабораториями и доктором Тайтом в одном из научных журналов; текст в настоящее время готовится. […]

Предоставляя оценивать данные результаты науке, Церковь вновь подтверждает свое уважение и почтение по отношению к этой почитаемой иконе Христа, остающейся предметом культа верующих в соответствии с неизменным мнением о святой Плащанице, согласно которому ценность изображения важнее его возможной ценности как исторического документа, – мнением, обращающим в ничто беспочвенные домыслы теологического характера, высказывавшиеся в рамках исследования, задуманного как исключительно и строго научное.

Вместе с тем загадки происхождения и сохранности образа по-прежнему остаются в значительной степени неразрешимыми и потребуют дальнейших исследований и других опытов, в отношении которых Церковь проявит ту же открытость, вдохновленную любовью к истине, которую она показала, разрешив проведение радиоуглеродного датирования, как только ей была представлена разумная программа работ на эту тему».

В конце сообщения кардинал не смог удержаться от намека на утечки, предшествовавшие объявлению результатов:

«Я лично сожалею о том прискорбном факте, что многие новости, касающиеся этого научного исследования, были предвосхищены прессой, особенно англоязычной, так как это также способствовало инсинуациям, разумеется безосновательным, будто бы Церковь боится науки и стремится скрыть результаты – обвинение, явно противоречащее позиции, которую она очень твердо заняла в указанных обстоятельствах»[301].

Кардинал-хранитель не мог высказаться иначе, учитывая нечестную игру, жертвой которой он стал. Его пресс-конференция состоялась в тот же день в обители салезианцев в квартале Вальдокко. Его Высокопреосвященство, стремясь снизить накал страстей и показать, что Церкви нечего бояться со стороны науки, объявил вердикт лабораторий с непринужденной улыбкой и нарочито беспечным тоном. Сохраняя невозмутимость, он не стал указывать на то, что кажущиеся неожиданными результаты противоречат девяноста годам междисциплинарных исследований, от фотографии Секондо Пиа до выводов STURP, от открытия инверсии изображения до загадочной трехмерности. Странную атмосферу в пресс-центре уловил специальный корреспондент миланского ежедневного издания Il Giorno: «В конце многим из светской публики, состоящей из журналистов и операторов, хотелось наградить кардинала восторженными аплодисментами. Например, когда этот опытный человек за шестьдесят, у которого уже не за горами отставка – а именно таков Баллестреро, – со спокойной иронией, лишенной и тени расстройства, заявил: „Надеюсь, что никто не вообразит себе, будто Церковь повергли в ужас и смятение результаты радиоуглеродного анализа Плащаницы. Как было бы здорово, если бы наши проблемы и заботы были столь несерьезны!“»

Тот же тон звучал и в крупном левоцентристском ежедневном издании La Repubblica, которое говорило об «улыбчивом, почти веселом» разоблачении мифа со стороны «просвещенного кардинала», тогда как L’Osservatore Romano, официальное издание Ватикана, соблюдая предельную осторожность, ограничилось публикацией сообщения архиепископа Турина, не сопроводив его никакими комментариями. Тот не замедлил признаться, что всегда относился к святой Плащанице не как к подлинной реликвии, а как к «иконе», несущей религиозное и духовное значение – что, впрочем, было его полным правом, несмотря на четырнадцать раздач индульгенций от папства за прошедшие века.

Стоит отметить, что, в отличие от монсеньора Баллестреро, Иоанн Павел II даже после результатов радиоуглеродного анализа заявил журналисту Орацио Петрозилло, беседовавшему с ним в самолете по пути на Мадагаскар 28 апреля 1989 года: «Несомненно, это реликвия. […] Если столько людей так полагают, их убеждение в том, что они видят в ней отпечаток тела Христова, небезосновательно»[302].

Заявление специалистов по радиоуглеродному анализу

Пресс-конференция в Британском музее, проведенная научными руководителями на следующий день, 14 октября 1988 года, походила на торжество. За спинами ораторов – доктора Майкла Тайта, Эдуарда Холла, воинственного директора лаборатории археологии и истории искусства Оксфордского университета, и его коллеги Роберта Хеджеса на большой черной доске красовались роковые даты диапазона с достоверностью 95 %: «1260–1390» с большим ироничным восклицательным знаком в конце[303]. Повержены «паписты», почитающие ложные реликвии! Посрамлена католическая церковь, злоупотреблявшая доверчивостью своей паствы! Разоблачен религиозный подлог, настоящее мошенничество против слабых душ, имевшее самые корыстные цели!

Не могло быть и тени сомнения, что результаты неопровержимы, неотменяемы и окончательны. «Я полагаю, что радиоуглерод – единственное надежное доказательство, – припечатал профессор Тайт. И добавил: – Меня больше не интересует Плащаница, так как отныне существует астрономически огромная вероятность против ее датировки эпохой Христа». Впрочем, он был в этом убежден с самого начала. В презрении к массам суеверных и мракобесных католиков, почитавших эту псевдореликвию, Холл зашел еще дальше: «Любой, кто хоть чего-то стоит в науке, больше не может и представить, что Плащаница – не подделка. Тот, кто убежден в обратном, может договориться даже с тем, кто думает, что Земля плоская»[304]. Когда позже в The Tablet от 14 января 1989 года его спросили о загадочном присутствии крови на этом поддельном погребальном полотне, он ответил, что ему ни к чему знать, «кровь это человека или свиньи»: «Теперь, когда я знаю, что это подделка, мне это совершенно неинтересно».

Результаты, которые должны были быть опубликованы в научном журнале высокого уровня одновременно с пресс-конференцией доктора Тайта, задержались по непонятной причине, которая так и не была объяснена. Их обнародовали через семь месяцев после окончания анализов, 16 февраля 1989 года: четыре небольшие странички в журнале Nature с несколькими таблицами, заполненными цифрами, и безапелляционным выводом: «Мы получили окончательное доказательство, что Плащаница датируется Средневековьем», – крайне редкое, чтобы не сказать «уникальное» утверждение в области радиоуглеродного анализа, особенно в отношении археологического объекта, с которым еще связано столько неясностей: откуда он? Как это странное, почти нереальное