Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

уничтожен. В 1958 г. там жили более двух тысяч монахов. Во время китайского вторжения он частично пострадал, а в 1966 г., во время «культурной революции», его подорвали хунвейбины. Прихотливо украшенный мавзолей Цзонкхапы разобрали, мумифицированные останки сожгли. К счастью, монах, которого заставили сжечь тело, сумел спасти фрагмент черепа и прах. Эти останки долго скрывали, а после перенесли в новую гробницу, которую возвели вместе с другими строениями в ходе большой восстановительной программы, развернувшейся в 1980-х гг.

Результат реконструкции – прекрасные красно-белые здания, примостившиеся на большой высоте, точно огромное орлиное гнездо. Вот уже долгие годы там живут более четырёх сотен монахов. В 1996 г., когда запретили изображения далай-ламы, начались беспорядки и по меньшей мере двое монахов погибли от пуль НОАК[40].

После протестов 2008 г., когда далай-ламу наградили Золотой медалью Конгресса, в китайском правительстве сочли, что в монастыре необходимо установить постоянное полицейское и военное присутствие, чтобы приструнить непокорных монахов. Так что неудивительно, что в одном из новых зданий расположился большой полицейский гарнизон.

Мы с Норбу начали осмотр с коры, отправившись по часовой стрелке вокруг всего монастырского комплекса, по задворкам, вдоль нависшего над нами хребта. Нам открылся прекрасный вид на долину Гьи-Чу. Каждые двадцать-тридцать метров нам попадался памятный камень, возвещающий о важном скальном образовании, или о месте, где бывал святой, или о древней наскальной резьбе. Встречались такие знаки, как «Место, где волшебным образом оставил оттиск Друк-па-кунлек», «Место, где забыл шляпу Цзонкхапа» и «Три естественных статуи Будды бесконечного света» (последние, впрочем, показались мне очень даже рукотворными).

Нам также попалось кладбище – воздушные погребения. Оно заинтриговало меня. Кладбище представляло из себя слегка наклонённую каменную платформу площадью около трёх метров, со встроенной дренажной системой. Я с удивлением нашёл в одном углу большой топор, а неподалёку – груду пил и ножей. Я сразу понял, что увижу, если порыскаю по сторонам, и точно – мне начали попадаться фрагменты скелета: черепные кости, локтевая кость, ключица… Странно только, что не было ни зубов, ни более мелких костей.

Чтобы вернуться на кору, пришлось немного взобраться в гору, зато мы увидели придел Цзонкхапы, выкрашенный в глубокий жёлтый цвет. Внутри нашлась небольшая пещера, где великий мудрец медитировал три года.

Главный зал для встреч представлял собой просторное помещение с пёстрыми колоннами и яркими гобеленами на стенах и потолке. Монахи были заняты обычными ежедневными песнопениями. В большом центральном здании, выкрашенном в блёкло-красный цвет, находится прихотливо украшенная усыпальница Цзонкхапы, в которой заключён всего-навсего фрагмент его черепа. К усыпальнице прилегает тронная зала, где в стеклянной витрине выставлен старый трон мудреца с мягким сиденьем.

На выходе Норбу попросил монаха, тихо стоявшего на часах, благословить нас. Он мягко коснулся наших макушек тряпичным мешочком, в котором было что-то мягкое. Впоследствии я выяснил, что внутри хранится жёлтая шляпа самого Цзонкхапы, а также мягкие тапочки тринадцатого далай-ламы. Можно надеяться, что благословение действительно сработает.

По всему комплексу мы находили статуи и портретные муралы, изображающие Цзонкхапу, которого легко было узнать по ярко-жёлтой шляпе и по присутствию в композиции двух главных его последователей по имени Гьялцаб Дарма Ринчен и Кедруб Гелек Пэлсанг. В 1419 г. Цзонкхапа умер в возрасте шестидесяти двух лет – и эти двое один за другим заняли пост ганден-трипы (dga-ldan khri-pa). Эта почётная лидерская позиция, уникальная для тибетского буддизма, даётся на срок в семь лет.

Школу Гелуг возглавляет именно ганден-трипа, а не далай-лама, несмотря на то что сам к ней принадлежит. Линия держателей поста хорошо задокументирована, и на тот момент его занимал Тхубтен Ньима Лунгток Тензин Норбу, сто второй ганден-трипа, вступивший в должность в мае 2009 г. Восемьдесят вторым ганден-трипой был Лобсанг Чокьи Гьялцен (blo-bzang rgyal-mtshan), появившийся на свет около 1840 г. и возглавлявший школу в 1900–1907 гг. Это был тот самый человек, о котором Янгхазбенд сказал, что тот «походил на киплинговского ламу из “Кима” больше, чем любой другой тибетец», – его друг Ти-Римпоче, подаривший ему бронзовую статую Будды.

Мы с Норбу вернулись в зал и полчаса медитативно слушали монашеские песнопения. Глубоким, ясным, гулким голосом их вёл старший монах.

Выпив чашку сладко-пряного чая и съев по момо в монастырской столовой, мы отправились обратно в Лхасу и вернулись в город около трёх часов дня.

Я не удержался и сделал ещё пару кругов вокруг Баркхора, ловя последние светлые часы. Должен признаться, что испытал особое извращённое удовлетворение, наткнувшись в магазине на прилавок, где лежали шесть человеческих черепов. И это после нездорового восхищения, которое я почувствовал, обнаружив в антикварной лавке «очень редкую тхангку из человеческой кожи» всего за 1,8 миллиона юаней (360 000 долларов).

Дороговато становилось отдыхать в Лхасе!

Сидя в ресторане наверху отеля и наслаждаясь картофельными момо и чаем с лимоном, я наблюдал за церемонией покрытия крыши соседнего здания. Около двадцати пяти мужчин и женщин, громко топая, ходили кругом по свежей глиняной крыше, пели в унисон и стучали тяжёлыми трамбующими инструментами на длинных жердях. Люди работали сегодня так же, как и сто лет назад.

Затем я вернулся во «Флору» собирать вещи: завтра я ехал в Шигадзе.

28 мая, четверг

Договорились, что выезжаем в девять. Утром я обнаружил, что мне одному организовали целый восьмиместный микроавтобус. Гидом по-прежнему был Норбу, и с нами был водитель по имени Пемба. Пемба совсем не говорил по-английски, но всё время улыбался. Мы выехали из Лхасы по знакомой дороге. В последний раз я ездил здесь всего два года назад, и с тех пор параллельно шоссе выстроили железную дорогу до Шигадзе, продлив знаменитую линию «Синин – Лхаса».

Приходилось останавливаться на нескольких КПП подряд – и к каждому следующему надо было подъезжать к определённому времени. Таким образом власти строго контролировали скорость туристических автобусов.

Восемьдесят километров надо было преодолеть не менее чем за девяносто минут. Я прикинул, что двести пятьдесят километров, которые мы проехали бы за три с половиной часа, займут у нас целых шесть. Последние девяносто километров тащились особенно медленно.

Норбу пояснил, что ограничивают только туристические автобусы. И правда: грузовики и местный общественный транспорт постоянно обгоняли нас. За пятьдесят километров до Шигадзе открылся ясный вид на долину реки Цангпо. Река в этой местности была очень извилистой и текла на фоне низких бурых холмов. Над ней висело необъятное, ярко-голубое небо. Редкие пушистые облачка слепили белизной. Вот он, Тибет во всём его великолепии, такой, каким его воображаешь, каким мечтаешь увидеть. Далеко на склоне рассыпались деревеньки с квадратными домиками, пестреющие молитвенными флагами. То там, то сям виднелись гомпы,