От интернационализма к постколониализму. Литература и кинематограф между вторым и третьим миром - Росен Джагалов

диссидента – и ее собственной репутации инакомыслящей. То, что Ольга, как и еще некоторые ее коллеги, не желавшие, чтобы советская власть использовала их познания в своих целях, намеренно выбрала филологическую специальность и мало кому известные языки, не сделало ее жизнь проще. Однако перестройка сломала некоторые профессиональные барьеры, с которыми она раньше сталкивалась. Ольге, годами работавшей лаборанткой на своей кафедре и редактором в издательстве «Восточная литература», не только предложили две полноценные научные должности – у нее появилась возможность поехать за границу: сначала в Школу востоковедения и африканистики в Лондоне, а затем в США.

Но в Остине Ольгу ждал неприятный сюрприз. Радуясь знакомству с африканскими коллегами, она вместе с тем вступала с ними в ожесточенные политические споры. К ее крайнему огорчению, они, по-видимому, единодушно не принимали перестройку и последовавшие за ней изменения, в которых усматривали победу правых и одновременно предательство Советским Союзом третьего мира. Сколько бы Ольга ни твердила им об отсутствии демократии в СССР и порочной природе коммунистического правления, они ее не слушали.

Хотя Ольга и ее собеседники так и не пришли к согласию, задним числом понятно, что обе стороны были правы. Как показывает поведение руководства КПСС в 1980‑е годы и его преемников в 1990‑е, на тот момент советская политическая элита уже настолько прогнила идеологически, что мало кто из ее представителей верил в сколь бы то ни было осмысленную форму коммунизма. В глазах большинства советских граждан система, которой управляла партия, строилась на запретах и лицемерии. По-своему правы были и африканские исследователи: перестройка и последующий распад СССР означал отречение Советского Союза от своих политических, военных, экономических и культурных обязательств перед третьим миром. К тому же они проницательно подозревали, что демократия, на которую искренне надеялись Ольга и миллионы советских людей, окажется просто предлогом, чтобы интегрировать страны соцблока в капиталистическую мир-систему; в результате же миллионы людей обнищали и утратили социально-экономические права, а сложившиеся общества оказались далеки от любых представлений о демократии.

Распад

Однако все это стало очевидным, лишь когда СССР прекратил свое существование. С тех пор большинство регионоведческих учреждений, вокруг которых строилась жизнь Ольги – Институт стран Азии и Африки, Институт востоковедения и Институт Африки РАН, издательство «Восточная литература», – переживают еще больший упадок, чем гуманитарные и социальные науки в постсоветский период в целом. Их здания ветшают, а штаты неуклонно сокращаются, красноречиво свидетельствуя о бюджетных приоритетах нынешнего российского руководства. В то время как изучение соседствующих с Россией регионов – скажем, Ближнего Востока или Восточной Азии – в политологическом аспекте остается на относительно высоком уровне, о региональных исследованиях и гуманитарных науках, изучающих отдельные регионы, такие как Субсахарская Африка, Центральная и Латинская Америка или те части Азии, с которыми у современной России нет столь тесных экономических и политических связей, этого сказать нельзя. Стремление Советского Союза нанести на карту весь мир и вера в силу культуры, особенно литературы, уступили место сузившимся геополитическим приоритетам современной России. От внушительного регионоведческого аппарата, не уступавшего, а в некоторых областях и превосходившего американскую науку, мало что осталось. Когда автора этих строк пригласили прочесть доклад в Институт востоковедения РАН – научный институт со славной полуторавековой историей, – организаторы из Отдела литератур народов Азии сочли необходимым извиниться за низкую посещаемость. В 1990 году, пояснили они, в отделе работало больше сорока научных сотрудников, а сейчас их меньше десяти, причем большинство уже давно достигло пенсионного возраста. Если такие институты вообще продолжают свою деятельность, то лишь благодаря преданности их специалистов языкам, литературам и культурам, которые они изучают. Однако прибыльной такую работу не назовешь.

Исчез, по сути, и Союз советских писателей вместе с Иностранной комиссией, где в 1980‑е годы работали десятки консультантов, выступавших в роли экспертов и посредников между СССР и национальными литературами разных стран[465]. Несмотря на то, что работа в Иностранной комиссии в силу ее близости к советской внешней политике зачастую была более политизированной по сравнению с научными институтами, это учреждение могло похвалиться множеством замечательных переводчиков, ученых и других людей, по-настоящему любящих изучаемую культуру. Прекратило существование и знаменитое издательство «Прогресс» – флагман советской переводческой деятельности. От него остались лишь огромное здание на Зубовском бульваре, угасающие воспоминания и кипы невостребованных книг, рассыпающихся в государственных и частных библиотеках бывшего Советского Союза. «Художественная литература» и «Молодая гвардия», тоже печатавшие переводы афро-азиатской литературы, по-прежнему существуют, но серии, посвященные литературе Африки и Азии, там больше не выходят. Помимо Москвы, незападную литературу активно переводили и издавали в столицах советских республик Средней Азии и Кавказа. Так как большинство издательств за пределами России опирались на сделанные в Москве переводы на русский и уже с них выполняли переводы на язык своей республики, исчезновение этих переводов, вместе со всей советской системой распределения культурного труда, привело к тому, что в бывшие советские республики перестали поступать переводные книги африканских и азиатских писателей. Так постсоветский мир утратил и читателей, питавших наибольший интерес к другим азиатским литературам.

Поэтому некогда обширная панорама незападной литературы в советской печати, пусть и сдобренная идеологией, сегодня, как и на закате сталинской эпохи, свелась к отдельным современным писателям, произведения которых можно найти в книжных магазинах России: на карте современного российского книгоиздания Дж. М. Кутзее представляет всю литературу Африки, Орхан Памук – Западной Азии, Салман Рушди – Индии, а Харуки Мураками и Кадзуо Исигуро – Японии. Впрочем, у большинства незападных литератур нет и вообще никаких представителей. Несколько больше повезло латиноамериканской литературе: судя по контрольным листкам в московских библиотеках, она по-прежнему пользуется спросом у российских читателей. Тем не менее общее состояние хорошо передают слова переводчицы Елены Малыхиной, посетовавшей: «Если зайти в наш книжный магазин, можно подумать, будто пишут только по-английски и по-немецки…»[466]

Важны не только читательские предпочтения, но и каналы, по которым иностранные книги попадают в Россию и отбираются российскими издательствами. В отсутствие налаженных прямых контактов между современной русской и незападными литературами отбор литературы, попадающей к российским читателям, зависит от одобрения издателей, критиков и публики на Западе (прежде всего в Париже, Лондоне и Нью-Йорке). В каком-то смысле после попыток стать ядром независимой литературной системы, продолжавшихся несколько десятилетий, русская литература вновь вернулась к положению подчиненного пространства в «мировой республике словесности», если воспользоваться терминологией Паскаль Казанова, как и российская экономика снова встроилась в глобальную капиталистическую систему, пройдя через деиндустриализацию и опять превратившись в периферийного поставщика сырья.

Ситуация контактов с Африкой, Азией и Латинской Америкой в области кинематографа сегодня такая же, как и в литературе, если не еще более плачевная. Сегодня в российских кинотеатрах почти невозможно увидеть фильмы из Субсахарской Африки и арабских стран; посмотреть их можно разве что на редких кинофестивалях, а скорее в пиратских копиях онлайн. Даже мощный поток индийских фильмов, некогда чрезвычайно популярных у советских зрителей постсталинской эпохи, съежился до тонкой струйки – двадцати пяти новых релизов, что составляет меньше, чем полпроцента всех новых фильмов, показанных на российском экране с 2004 года[467]. Большинство из них, самые популярные, – результат совместного производства, где ведущую роль играют западные кинокомпании. У более старых популярных индийских фильмов сохранилась маргинальная аудитория, состоящая из старшего поколения зрителей, и их легче найти вне официального коммерческого проката – на пиратских DVD-дисках и в интернете; иногда их показывают на телеканалах, рассчитанных на пожилую аудиторию[468]. В последнее десятилетие в российский кинопрокат с большим опозданием вышла горстка латиноамериканских фильмов – как правило, после того как их номинировали на «Оскар» как лучшие фильмы на иностранном языке (или в других номинациях): «Сука любовь» (Amores perros, реж. Алехандро Иньярриту, 2000), «Город Бога» (Cidade de Deus, реж. Фернанду Мейреллиш, 2002),