Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Ты спал?

– Нет, пил.

– Как тебе не стыдно! Лучше бы пришел помогать нам в госпиталь. Такой там еще беспорядок и кавардак, что просто ужас берет. Кормить слабых до сих пор нечем. Заведующий хозяйством ничего не предпринимает, а раненые умирают. Он говорит, что ничего не может достать в Сарыкамыше. И поэтому сидит у себя в комнате и ничего не делает. Спасибо, что ты прислал яиц и молока. А то мои раненые опять остались бы голодными, как и вчера.

– Какие яйца? Я ничего не присылал! Я спал.

– Кто же это выдал? Яйца, сгущенное молоко, белый хлеб.

– Раз ты прислала, то, конечно, Гайдамакин. Я скажу тебе, почему я не иду помогать работать в госпиталь! Если бы я пошел туда, то стал бы наводить порядок! А это, я знаю, кончилось бы крупным скандалом. Я очень хорошо знаю этого заведующего хозяйством. Да и он знает меня неплохо! На таких должностях – два типа людей: первый – чрезмерно старающийся и знает, что от его стараний к нему в карман перепадет добрая толика (тип вроде моего Костина). Второй – исполняет букву закона и ни за что не сделает лишнего шага, чтобы помочь выйти из тяжелого затруднения. Как и есть в данном случае!.. Поэтому лучше сидеть дома и пить вино!

На другой день, когда я пришла в госпиталь, застала там большое движение: приготовляли раненых к отправке на вокзал. Поезд придет в двенадцать часов, но раненых отправляем несколько сот человек, и транспорту придется съездить туда и и обратно много раз, чтобы перевезти всех. Опять санитары вытаскивают окровавленную, вшивую одежду тех раненых, которые лежали в палатах. А те, что валялись в коридорах на полу, их не раздевали и не меняли белья. Они укрывались своими шинелями, подложив под голову собственные сумки. После отправки раненых госпиталь принял почти нормальный вид. В коридорах на полу больше никто не лежит. Теперь для всех есть места на койках в палатах. Да, еще новость! И самая важная! Сегодня с санитарным поездом, который пришел за ранеными, приехали сестры и врачи! Их с вокзала привез наш же транспорт. Теперь будут наводить порядок и чистоту!

На другой день утром я проснулась и хотела сейчас же вставать, но, вспомнив, что вчера приехали новые сестры и врачи и, следовательно, раненых есть, кому напоить чаем, решила еще полежать и отдохнуть. Когда же я встала, то вспомнила еще, что мы вчера отправили несколько сот раненых. А с теми, которые остались в госпитале, новый персонал справится легко и без меня! Поэтому я сегодня совсем не пойду. И сразу почувствовала облегчение и свободу.

Стала пить кофе, который варится только для меня, муж его не пьет. Он пришел из команды и, увидав меня, спросил:

– Разве ты не идешь сегодня в госпиталь?

– Нет, не пошла. Да ведь вчера к нам в госпиталь приехали новые сестры и врачи. А раненых убавилось на несколько сот человек. Справятся и без меня.

– Вот и отлично! Хочешь теперь поработать в транспорте вместо младшего врача? У меня есть сейчас для тебя работа.

Он показал на бумагу, которую держал в руке.

– Конечно, хочу! – сразу же согласилась я. – Что за работа и где? Я рада работать! Надеюсь, вместе с тобой?

– Нет! Ты сейчас поезжай на вокзал. Я только что получил бумажку, там находятся тридцать пять человек раненых. Я не знаю, но, может быть, нужно некоторых перевязать. А лучше всего прямо погрузить на двуколки, везти в госпиталь и сдать их там. Свежему персоналу нужна работа. Я думаю, они обрадуются, когда увидят раненых. С тобой поедет фельдшер и пять двуколок.

Когда пришел подпрапорщик Галкин, муж сделал нужные распоряжения и сказал, что я еду за ранеными. Через некоторое время доложили, что двуколки готовы. Я оделась, вышла и села на двуколку Клюкина. Я любила этого санитара Клюкина за веселый нрав. Он всегда пел, насвистывал или рассказывал смешные вещи. Муж даже иногда давал ему деньги, когда тот расскажет что-нибудь интересное. Клюкин был уже старый мужик (в транспорте и все были немолодые, из запасных солдат). Когда я села на его двуколку, он обрадовался мне.

– Здравствуйте, барыня! – (В транспорте мужа все так меня называли.) – Что, к нам в транспорт сестрицей поступили? – спросил он.

– Нет, только на сегодняшний день прикомандировалась, – отвечаю я. – А как вы поживаете, Клюкин?

– Да что! Пока живы! Как турка побили, так теперь еще долго жить будем! Эх, барыня! И сколько ж их набили. Страсть!.. Да вот сейчас сами увидите! Две недели их «возют», а всех перевезти все никак не могут!

– Куда их возят?

– Не знаю. Только, надо думать, куда-нибудь в одно место. Сколько солдат работают! Всех санитаров мобилизовали собирать трупы. Да где их всех соберешь?! Снегом занесло. Вот придет весна, так и обнаружатся…

– А вы тоже ходите собирать трупы?

– Ну, нет! Наш старший врач не дал ни одного человека! Сказал, что все-де люди заняты перевозкой раненых. А я так скажу вам, барыня: нехорошая это работа! Не люблю я упокойников! Когда случится, на моей двуколке помрет человек, ну, снимешь его, сердешного, жалко ведь, на чужой стороне помер – солдатом. А так, не люблю их! Живой человек лучше!

Как только мы выехали на главную улицу, я сразу увидела целый караван простых саней, запряженных одной лошадью. На санях-розвальнях были навалены как попало трупы. С узких саней свешивались и волочились по грязному снегу руки, ноги и даже головы. Они совсем не были похожи на солдат: ни на одном трупе не было верхней одежды; все были босы; бросались в глаза красные рубахи.

– Смотри, Клюкин! Что это такое?

– А вот таким манером и возют их целый день! Это все из лесу за Сарыкамышем. Их там тысячи! До весны хватит возить!

– Ужасно!.. Вот так же могло случиться и с нами, если бы турки одолели нас.

– Да это что и говорить! Только, барыня, это все мороженые! А наши бы так не умерли! Если бы турки нас одолели – то наши бы все были побиты, поранены! А турки померзли. Захватили лес; до самого города дошли! И остановились… Да так посейчас и стоят под каждой сосной мороженые… Все до последнего…

– А почему они все раздеты и разуты?

– А хто же его знает? Может, свои же! А может, и наши соблазнились…

Мы едем шагом рядом с печальным караваном… Лошади